Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все плохие? — спросила девушка, насторожившись.
Вспомнив убитого старика, тот ответил:
— Нет. Там много женщин с детьми и их трогать нельзя. Но ещё там много опричников. Опричники подчиняются Голове — старейшему правителю поселения. То, что он говорит — закон для каждого из его людей. Это место называется Блок. Видишь большую трубу впереди?
Михаил указал рукой в сторону сорокаметровой громады. Труба мрачно нависала над окрестными землями, словно наблюдая за каждым, кто подходил к теплостанции. Так оно по сути и было – на трубе всегда находилось несколько снайперов. Любой чужак будет замечен задолго до того, как окажемся у главных ворот. Анюта посмотрела на трубу и прищурилась. Сказалец знал этот взгляд – она оценивала дистанцию для меткого выстрела. Неужели увидела стрелков на помостах? В такое верилось мало.
— Мне нужно только одно — молчи. Говорить будем я и Олежка. Слова — это наш хлеб. То, что мы расскажем, принесёт немного еды и может даже патроны. Мы уже не раз делали в Блоке такое.
— Я не сдюжила? Своё… Испытание? — с неожиданной обидой в голосе спросила Анюта. Михаил вспомнил, что на Заветри она впервые испытала себя, как скитальца. Девушка запомнила всё, что увидела там и теперь хотела кому-нибудь рассказать.
— Прошла. Но это не те люди, которые станут тебя легко слушать. Мы сами поговорим с ними, ты поняла?
Анюта кивнула, но Михаила по-прежнему терзали сомнения. Как отнесётся опричнина к тому, что они водят Навь вместе с собой? Никто не любил подземное племя, и даже в Блоке о нём уже слышали. Оседлыши всегда боялись Навьих набегов. Всё лето люди искали вокруг своих стен свежие норы, и ежели находили… Ужасу не было тогда предела.
— Одень перчатки и никому не показывай солнца у себя на руках, — велел Михаил. — Не улыбайся, скрывай свои зубы и не говори! Если что-то спросят, отвечай: «да» или «нет». Внутри делай всё, что скажу и не возражай. Запомнила?
— Да, — кивнула девушка, натягивая тёплые перчатки на пальцы. Она слушалась беспрекословно и на мгновение показалось, что всё кончится хорошо.
Начал накрапывать дождь. Вороньё расселось на нижних ветвях и громко закаркало – скоро хлынет первый весенний ливень или даже разыграется буря. Попасть в Блок до этих событий было бы вовсе не дурно. Мокрая одежда легко пропускала холод, а замерзать не хотелось.
Вскоре путники смогли увидеть стены теплостанции совсем близко. Каждая секция бетонного ограждения была укреплена толстыми брёвнами. На верхней кромке стены растянулись кольца ржавой, колючей проволоки. Но люди жившие здесь надеялись не только на защиту бетона, железа и дерева. Стены украшали алые рисунки: скрещенные мечи, черепа, замысловатые сочетания кругов, треугольников и волнистых линий. Взглянув на это, Анюта вдруг рассмеялась. На вопросительный взгляд Михаила она сразу ответила:
— Руны на покляп сделаны. Толку не буде.
— А по-нашему?
— Не спасут.
— А ты знаешь, что спасёт?
— Ведати, но не сказати. Пусть свои стены ранят по свому разумению.
— «Ранить», значит наносить руны, так? — догадался скиталец, бросив взгляд на винтовку.
— Вырезать, — поправила тут же Анюта. — А они малюют.
— Хорошо, чёрт с ними, мы уже…
Анюта вдруг резко остановилась. Михаил совсем позабыл о том, что возвышалось на пути к Блоку.
На обочинах грязной дороги стояли два ряда виселиц. Мрачной стражей они встречали всех приходивших к воротам. Руки каждого повешенного человека были крепко связаны за спиной, ветхая одежда еле как прикрывала наготу тел покойников. Здесь были мужчины, женщины и даже дети. В их плечи вцепились крупные вороны – птицы пировали уже несколько дней. Вид повешенных заставил Анюту нахмуриться и помрачнеть. Навь не ожидала увидеть здесь смерть. Столько смерти.
— Они делают это каждую весну. Подводят итог и карают виновных, — Михаил постарался хоть как-то объяснить этот вид человеческой жестокости, испытывая колкое неудобство перед подземной убийцей. Показав ей растопыренную ладонь, он добавил:
— Эти люди нарушили пять главных законов Головы: нельзя осквернять Великий Жар, нельзя воровать, нельзя лгать опричнине, нельзя прятать от них что-то или кого-то, а также – нельзя убивать.
Перечисляя законы станции, Михаил по очереди загибал свои пальцы. Анюта смотрела на это так, словно старалась запомнить каждое слово. Кажется, она начинала понимать, куда они направляются.
— Это неправда, — вдруг вмешался Олежка. Закрыв глаза, отец медленно выдохнул. Все его слова сейчас обесценятся по прихоти сына. Не следовало говорить такого при Анюте, и всё же тот начал:
— Голова просто избавляется от лишних ртов. Каждую весну они считают людей в своём Блоке, узнают, сколько нужно еды и выводят разницу — кому жить, а кому умереть. Виновные всегда найдутся, для этого и создаются законы. Но в итоге – всё делается, чтобы просто не кормить неугодных.
— Люд на требу Леле? Негодный дар, — скривилась девушка. — Весной в жертву людей не приносят. Весна для коло небесного и тёплого рада… А Голова ваш — базыга…
— Только ему этого не скажи… – Буркнул скиталец. Олежке достался его неодобрительный взгляд.
И всё же Анюта его впечатлила. Неужели те, кто жил на поверхности оказались ещё хуже навьих понятий? Но стоило выкинуть такие опасные