что слева думать. Где он? Ага, уже сзади. Если бы я не прыгнул, он бы меня уже подколол. Руку уже заносил. Теперь мы с тобой «тет-а-тет», как говорил старлей. Куда, пидор, пятишься? Мне тебя чуть поближе надо».

И вот тут он дал маху. Шестой, который в сторонке, в тени где-то держался, труса из себя разыгрывал, непонятно, как рядом оказался. Удар железным прутом пришелся бы по голове, не дернись он в последние полсекунды, Бог знает как угадав почти неслышное движение позади себя. Но плечу досталось так, что левая сразу онемела — не поднять, а в глазах от боли на раз-два-три — круги поплыли.

«Водочка, Вася, водочка…» — сказал он себе, в падении едва увернувшись от повторного удара.

В это время тот, что был слева, замахнулся ногой в лицо. Блок одной рукой — «несерьезно, но придется еще покататься по травке. А теперь — вот так…».

Подсечка получилась коронная.

«Молодец, старлей, не жалел времени, ни своего, ни моего. Вслепую учились, на звук. Теперь ты покатайся, а мне пора».

Но подняться не успел. Один на ноги навалился, а тот, который с прутом, — на горло. Прутом на горло! Хорошо руку успел подставить. Левую. А она еще почти в отрубе.

«Ничего, мужики, ничего… Силенки у вас не на мой размер. Сейчас на бок… и я вам устрою классику… Придется кое-что посерьезней, раз вы так. Только бы тот гаденыш с ножичком не приполз. Надо было ему повыше подсечку… Приготовились… Ра-аз!»

Ослепительный свет, скрип тормозов, чей-то неразборчивый крик, торопливые убегающие шаги, черные тени, растворяющиеся в темноте. Но того, с прутом, он придержал. Когда ноги освободились — делать нечего: сначала в замок, потом через себя. Хрястнуло на совесть.

«Не меньше чем на час мужик вырубился. С последующим обязательным лечением. Теперь на помощников можно поглядеть. Никак мусора приступили к исполнению служебных обязанностей? Черт, свет… Ни хрена не видать. Могли бы и не объявляться, сам уже справился».

Но это была не милиция. Из потрепанного местными дорогами «уазика» вышел незнакомый человек и с интересом оглядывал Василия, все еще жмурящегося на свет фар.

— Интересуюсь, кому помог? Им или тебе?

— У нас приучены в чужую драку не лезть, — прохрипел еще не продышавшимся горлом Василий.

— Не люблю, когда пятеро на одного, — не согласился человек.

— Шестеро.

— Не по-мужски.

— По-мужски у нас только водку хлещут. Все остальное — по-волчьи.

— Это как?

— Стаей, сзади, из-за угла.

— Волков обижаешь. Волк — животина по-своему даже благородная. Тебя что, не предупредили?

— О чем?

— Василий? Боковиков?

— Ну.

— Должны были предупредить.

— Не понял, — угрюмо сказал Василий.

— Хочется?

— Что?

— Понять.

— Не откажусь.

— Тогда садись, прокатимся.

— Куда?

— К хорошему человеку.

— Есть, что ль, такие?

— Кому как повезет.

— Это как?

— Один в людях хорошее видит, другой — плохое. Кому как повезет. Ну что, едем? На сене поспим, в реке искупаемся, утром — назад. На сене давно спал?

Василий молча подошел к машине, открыл дверку и сел на переднее сиденье. Человек зашел с другой стороны, сел за руль.

«Уазик» задом докатился до памятника, объехал его и погас в темном конце улицы, выезжая из поселка.

* * *

Когда Зарубин вошел в летник, отец Андрей лежал на койке, отвернувшись к стене и закрыв глаза. Олег по-прежнему сидел за столом и расставлял перед собой ровным рядком вынутые из патронташа патроны.

— Спит? — шепотом спросил Зарубин.

— Ждал. Потом даже я поверил.

— Чему?

— Что до утра.

— Не понял ты ничего.

— Что видел, то и понял. Мутная ситуация.

— Хочет помочь.

— Зачем?

— Вопрос сложный. Честно говоря, сам еще не разобрался.

— Не пойдет она против своих. Вот увидите.

— Увижу, конечно. А может, и не увижу.

— Не понял. Вы про что?

— Про то.

— Начинаем?

— Не боишься? Подумай, пока не поздно.

— Да вы что, Роман Викентьевич! Да я за вас за Машу… Даже не думайте. Зубами грызть буду.

— Не надо зубами. Тебе вообще ничем не надо. Это дело целиком и полностью мое.

— Не понял.

— А тебе — самое важное в настоящий момент. Считай, свою жизнь тебе вручаю. Даже больше. И чтобы ни одна душа.

— Совсем ни одна?

— Совсем.

— Когда? Что?

— Как только светать начнет. Казанка на острове. Там все, что надо. До острова вплавь — лодку могут увидеть. Машу по дороге подхватишь. Скажу где. Спуститесь без мотора до Убиенки. Озеро пройдешь под самыми скалами. На всякий случай — лучше ночью. Хотя там сейчас никого быть не должно. Казанку спрячешь в устье и выйдешь на хребтик со стороны соседнего района. Там вас будут ждать.

— «Вас» — это меня и…

— Машу. Она все знает, готова, ждет. Надеюсь, понимаешь, если узнают, где она…

— Понимаю. Кто будет ждать?

— Друг. Он вас отведет на заимку, о которой никто не знает.

— А вы?

— Если все пойдет как надо, приду за вами. Там у нас рация… На связь выходить в самом крайнем случае. Если будет совсем плохо, Никита знает, что делать.

— Никита?

— Да, друг. Твоя обязанность, чтобы даже догадок с их стороны не было. Искать её будут крепко. Тем самым себя проявят. Это уже мои дела.

— Мне бы лучше с вами… Нет, надо, так надо.

— Вот еще что… Маша… Не возражает, но что-то не то. По глазам вижу. По-моему, она сама хочет. Понимаешь? Сама… Отомстить. Не оставляй одну ни на секунду. Карабин забери себе. Успокаивай, что все будет хорошо. В крайнем случае — держи силой. Все. Через два часа выходим.

— А он как же? — Олег посмотрел на спящего