Выступление в «Альберт-холле», вместе с The Rolling Stones казалось чем-то волнующим и в то же время пугающим, ведь в помещении было более пяти тысяч мест и они были заняты, потому что все хотели увидеть The Rolling Stones. Мы никогда раньше не выступали перед такой огромной аудиторией. Айк выглянул из-за кулис и сказал: «Хочу, чтобы Ike and Tina собрали столько людей», и это прозвучало как несбыточная мечта. Мы немного волновались, но напрасно это делали. Толпа любила нас, так же как и The Rolling Stones. Мы взорвали всех своим танцем. Мик сказал, что мы оживили это место, разбудили публику, поэтому, когда наступило время выхода самих Stones, они почувствовали, что придется сильно потрудиться, чтобы завоевать еще больше внимания. По-настоящему плодотворное сотрудничество. Это тот случай, когда открытие выступления и его основная часть в противостоянии дополняют друг друга и рождается новая энергия.

Как и у типичной Золушки, у меня была сотня обязанностей, поэтому я проводила большую часть времени за кулисами в «Альберт-холле», готовясь к нашему выступлению. Когда я, наконец, в первый раз увидела Мика Джаггера, он стоял за кулисами. Мне сразу же бросилось в глаза, что у него белоснежное лицо, белее просто не бывает. Позже он заглянул в гримерную, где я была с айкетками, и сказал: «Мне понравилось, как вы танцевали, девчонки». Мы увидели, как он волочится со своим тамбурином по сцене. Тогда он выглядел немного неуклюжим. Было мило, что он восхищается тем, как мы танцуем, поэтому мы затащили его в нашу группу и начали учить его шагу пони. Мик быстро все схватывал, но некоторые моменты показались ему сложными. Однако, несмотря на это, он не переставал стараться, и у него стало получаться немного лучше, и вот, посмотрев его следующее выступление, мы подумали: «Ну что ж, неплохо». Однако нас с девочками он не упоминает, когда речь заходит о его походке на сцене. И даже теперь Мик любит говорить: «Моя мама учила меня танцевать». А я говорю: «Хорошо. Это замечательно». Мне-то лучше знать, кто его учил.

Когда мы были в Англии, я пошла к экстрасенсу. Это было началом моего увлечения такими вещами. Я всегда ищу совета. После первого сеанса экстрасенс сказал мне кое-что, что я совсем не ожидала услышать. Она сказала: «Ты будешь среди самых великих звезд. Твой партнер падет, как падает лист с дерева осенью, но ты выстоишь и будешь продолжать». Трудно было поверить, что Тина может существовать без Айка. Тогда еще я зарыла эту мысль в своем подсознании и думала об этом в сложные времена. А сложнее становилось с каждым днем.

Жизнь с Айком была похожа на хождение по лезвию ножа. При каждом шаге нужно соблюдать осторожность, следить за тем, что я говорю или как смотрю на него. Он всегда был на взводе, готовый наброситься как собака, сорвавшаяся с цепи и кидающаяся на все. Мне некуда было идти, у меня не было своих денег, даже пятидолларового жалованья. Когда мне нужны были деньги, я тайком вытаскивала несколько банковских чеков у Айка из кошелька. Этим и ограничивалась. Если он был в хорошем настроении, он позволял мне пройтись по магазинам, и это только потому что в его понимании, если люди видят, что я хорошо выгляжу, он тоже возвышается за счет меня в глазах других. И в извращенной форме это выражалось увечьями на моем лице – синяком под глазом, разбитой губой, сломанным ребром или распухшим носом. Все эти увечья были метками Айка, означали, что я его собственность. Они были его способом заявить: «Она принадлежит мне, и я делаю с ней все, что захочу».

Я знала, что пришло время уйти, но не знала, как сделать первый шаг. Однажды, когда я пыталась сбежать, у меня ничего не получилось. Мне некуда было идти, и я села в автобус до Сент-Луиса, чтобы наведаться к маме. Айку не пришлось долго вычислять, куда я направилась. Он поджидал меня на одной из остановок по пути и приказал мне вернуться. Это ни к чему хорошему не привело. И я убедила саму себя, что смерть – это единственный выход. Мне это казалось нормальным, потому что я больше не видела смысла так жить дальше. Я на самом деле пыталась убить себя. Что щелкнуло внутри меня в совершенно обычный день в 1968 году? Для начала в нашем доме были три женщины, и Айк занимался сексом с каждой из них. У нас троих было одно имя – Энн. Вы бы до такого не додумались, а он додумался – ему не нужно было запоминать разные имена.

Одна из этих Энн – Энн Томас – была от него беременна, и это стало еще одним ударом. Мне было так плохо от того, что меня окружали эти женщины. Я знала, что все они его любовницы. Все это знали. Но я ничего не могла с этим поделать. Даже Ронда, наша самая большая поклонница и незаменимая помощница, имела связь с Айком и впоследствии сожалела об этом. Он соблазнял всех женщин в нашем окружении. Да, он действительно это делал. В его понимании секс был как власть. Когда он завоевывал женщину, он верил, что она становилась его собственностью.

Честно говоря, иногда его любовницы, например Ронда, становились моими близкими подругами, ведь странным образом мы были подругами по несчастью, зависели от Айка, всегда были у его ног, подчинялись ему и были в постоянном унижении. Как члены какой-то секты. Или как иначе это можно назвать? Сестры-жены в одном гареме?

Но разве я не должна была быть настоящей женой? Хотя бы немного выше других? Все было как раз наоборот. В действительности Айк относился ко мне даже хуже, чем к своим подружкам. Я была лишь певичкой, которую можно использовать и вытирать об нее ноги. Все умалялось – мой статус, мое доверие, мой мир. Я становилась старше, и, может, из-за того, что я стала больше копаться в себе и поняла, как я несчастна, ко мне стали приходить мысли о самоубийстве. Так в моей голове назрел план. Я пошла к врачу и сказала ему, что у меня проблемы со сном. Я могла даже сказать, что это Айку нужно снотворное. Будучи хорошим врачом, он предупредил, что эти таблетки опасны и нельзя принимать слишком много. Сделав вид, что все поняла, я отправилась домой и высыпала все, чтобы удостовериться, что их количества хватит в тот момент, когда я решусь на это.

В тот вечер их у меня оказалось достаточно. Я не думала о детях, не думала ни о чем. Я просто чувствовала, что должна это сделать. Как раз после ужина я приняла пилюли, все пятьдесят штук. Это было нелегко сделать. Я знала, что должно пройти время, чтобы они подействовали, и я все рассчитала. Если я дотяну до сцены, до нашего вступительного номера, Айку все равно заплатят за заказ. Так было прописано в контракте. Если мне станет плохо до начала выступления, это будет считаться отменой, и тогда никаких денег не будет. Меня так хорошо надрессировали, что даже мое самоубийство не должно было доставить Айку никаких неудобств. Мне удалось добраться до клуба, в котором мы выступали, места под названием Apartment, и я начала накладывать себе макияж, при этом изо всех сил стараясь сделать вид, что все нормально.

Айкетки суетились вокруг со своими париками и платьями – обычная суматоха перед выступлением. И в это время кто-то из них заметил, что со мной что-то не так. Я провела карандашом для бровей линию поперек лица и с трудом разговаривала. В панике они побежали за Рондой. Только взглянув на меня, она сразу же позвала Айка.

Ничего из этого я не помню, но мне рассказали, что Ронда и Айк затащили меня в машину и отвезли в ближайшую больницу. В экстренном случае Ронда всегда была за рулем. Пожалуй, она была бесстрашной и обладала стальными нервами, что как раз было необходимо в ту ночь, потому что везти меня пришлось сразу в несколько больниц, пока, наконец, не нашли ту больницу, в которой было отделение экстренной помощи. Ронда мчалась через все стоп-знаки и продолжала ехать на красный свет – они были уверены, что теряют меня. В это время Айк, который находился на заднем сиденье, пытался разбудить меня. Он был в таком отчаянии, что запихнул свой палец мне в горло, пытаясь вызвать рвоту. Могу представить, что он думал в этот момент: «Не позволь ей умереть, не позволь ей умереть». При этом мысли о деньгах, которые я приносила, все время крутились в его голове.