— О, не беспокойся о таком неинтересном убийстве, Дункан. Я уверен, что у тебя есть головоломки получше, чтобы увлечь свой мозг. Я пошел.

Маккриди выходит из комнаты, а я перебегаю обратно в свое укрытие и слышу, как его ботинки топают по полу, а Грей шагает за ним, громко кипя.

— Не забудь оставь дверь отрытой к нашему приходу, — весело говорит Маккриди. — И не нужно нас дожидаться. Увидимся завтра.

МакКреди уходит. Грей следует за ним, все еще спрашивая о вороньем перышке. Я должна совершить побег сейчас. Уйти, пока есть возможность. Но даже когда я устремляю свой взгляд на заднюю дверь, мои ноги приводят меня к двери «лаборатории».

Я крадусь к двери, из которой вышли мужчины. Она плотно закрыта. Проскальзываю в лабораторию и подхожу к столу, чтобы взглянуть на тело.

Я видела растерзанные трупы, утопленников и другие зрелища, которые заставили меня пожалеть, что я уже позавтракала. Но этот ужасает совершенно по другой причине. Здесь нет крови. Ни следа крови. Нет даже ножевых ран.

Грей назвал это опорой. Вот на что это похоже. Реквизит из какого-то авангардного перформанса, призванного передать бог знает какое послание. Только в искусстве это не было бы настоящим телом. Вот откуда ужас.

Молодого человека поставили так, чтобы он был похож на птицу. Ноги связаны, ступни сломаны в позу насеста. Локти широко расставлены. Руки прикреплены к туловищу так, что руки образуют крылья.

Кажется, все сделано посмертно. Это вряд ли имеет значение. Это все равно гротеск.

Ряды перьев торчат из плеч молодого человека. Их проткнули через рубашку и вставили ему в плечи.

Тогда есть клюв. Похоже на маску из старой пьесы. Под старым я подразумеваю старомодное в том смысле, что оно вырезано из дерева, а не из пластика, напечатанного на 3D-принтере. Есть шнурок для крепления, но когда я подталкиваю клюв костяшкой, он остается зафиксированным. Приклеен? От этого меня бросает в дрожь, с другой стороны я, мрачный вурдалак, могу придумать куда более худший способ прикрепить клюв к лицу человека.

Это то, за что цепляется мой детективный мозг. То, что заставляет мои руки инстинктивно тянуться к моим несуществующим карманам за моим несуществующим телефоном, и мне не терпится сделать снимок для последующего изучения. Я вижу дальше гротеска постановки и должна нехотя восхищаться изобретательностью и отсутствием увечий. Я выросла в эпоху таких фильмов, как «Пила», я ее представитель. Я люблю ужасы и я ненавижу пыточное порно боди-хоррора. Убийце здесь удалось уловить суть этого, воздерживаясь от настоящей бойни.

Это не значит, что я восхищаюсь убийцей. Был убит молодой человек. Парень едва выглядит на двадцать, и, да, смерть кого угодна трагична, но я всегда буду чувствовать дополнительный укол горя по жизни, оборвавшейся так быстро.

Что сказал Маккриди? Эванс был репортером в криминальном отделе? Этот мальчик что-то совершил, и теперь он лежит в похоронном бюро. То, что с ним сделали, только усугубляет ситуацию. Это насмешка. Использовать его тело как холст, использовать его смерть как послание, как будто его жизнь ничего не стоила.

Постановка, чтобы выглядеть как птица. Голубь, сказал Грей. Я смотрю на перья и думаю взять одно для изучения. Маккриди сказал, что некоторые из них выпали, так что еще одного не хватятся.

Я сдерживаю свой импульс. Не мой цирк. Не моя обезьяна. Даже не мой век. Завтра я планирую уйти, и уж точно не стану тревожить тело жертвы убийства ради праздного любопытства. Потому что нет другой причины кроме праздного любопытства.

Если предположить, что это голубиные перья, символика проста. Как сказал Грей, голуби несут сообщения. Журналист распространяет новости. Что касается вороньего пера возле тела, ну вороны охотятся на голубей. Врановые имеют репутацию самых умных птиц. Так наш убийца видит себя. Они самые умные люди в комнате.

Вся творческая мысль, заложенная в постановке, загублена простотой сообщения. Это типично. В фильмах детективы сводят себя с ума, пытаясь понять, что пытается сказать убийца. Единственное воронье перо, оставленное у трупа. Что это может означать? Конечно, если мы ответим, что найдем убийцу. В реальной жизни это проклятое перо — просто перо, либо естественное, либо подброшенное убийцей, который полагает, что детективы будут настолько поглощены расследованием его значения, что не обратят внимания ни на какие реальные улики. Да, средний детектив просто кладет это перо в пакет для улик и добавляет его в список, признавая его существование, признавая, что оно, вероятно, ничего не значит.

Эти перья действительно что-то значат, но это неуклюжее послание, и я надеюсь, что Маккриди не потратит слишком много времени на его расшифровку.

Несмотря на всю постановку, способ убийства кажется достаточно простым. На шее следы от веревки. Я приоткрываю веко. Петехиальные кровоизлияния. Эванс был задушен.

Прямо как я.

Прямо как Катриона.

Мои пальцы перемещаются к заживающим синякам на шее, когда я смотрю на веревку. Потом резко качаю головой. Никакой связи с обоими покушениями на убийство нет. Мое случилось через сто пятьдесят лет. Катриона была задушена руками. Тот факт, что веревка похожа на ту, что использовалась на мне, — чистое совпадение, и мне нужно перестать видеть связи там, где их нет. Это…

Входная дверь захлопывается. Я разворачиваюсь. Я собиралась только взглянуть сюда, потому что Грей, кажется, лишь ненадолго вышел, оставив свет включенным, как будто намереваясь вернуться.

Нет времени уходить. Шаги пересекают комнату, направляясь прямо к сюда. Я оглядываюсь. Один стол. Одно тело. Полки инструментов и бутылок. Спрятаться негде.

Стол покрыт скатертью, но когда я отодвигаю ее в сторону, под ней сплошная древесина, шкаф с большим количеством ящиков. Я бросаюсь на другую сторону и прижимаюсь к ткани. Это плохое место, и ему нужно будет лишь наклониться, чтобы увидеть меня.

Входит Грей. Его туфли скрипят, когда он останавливается рядом с телом Эванса. Ворчание. Звон щипцов. Опять ворчание.

— Ты не интересен, — говорит он. — Необычно, но в остальном обыденно. Смерть от удушения. Скука смертная. Не стоит даже пытаться сопоставить волокна твоей плоти с теми, что на веревке, потому что твой убийца оставил ее у тебя на шее. Совершенно недостойно моего внимания.

Снова скрип обуви. Ворчание. Звон. Затем стук, как будто он бросает щипцы.

— Совершенно вне моей компетенции. Ты бы ничего не добавил к моим исследованиям. Ничего такого. Позволь доктору Аддингтону разобраться с тобой, а у меня рано начинается день.

С этими словами он выходит из комнаты, закрывая за собой