Майя качает головой, не отрываясь от журнала. Я подхожу к столику, наливаю себе воды и возвращаюсь на свое место. Пить не хочется. Половицы паркета издают такой скрип, что остальные поднимают на меня глаза, и мы обмениваемся понимающими улыбками, как будто скрип пола нас как-то объединяет – мы все пришли сюда, пришли с одной и той же проблемой. Я сажусь рядом с Майей. Беру со столика журнал, открываю его и листаю, просматривая только заголовки. Пью воду. Когда ставлю стакан на столик, его донышко стучит о стеклянную столешницу.

– У меня мандраж, – шепчет Майя.

Я беру ее за руку. Все мужчины в приемной держат спутниц за руку.

– Все будет в порядке, – шепотом отвечаю я.

– Думаешь?

– Уверен.

Через полчаса появляется медсестра. Она вызывает Майю. Майя встает.

– До скорого.

В ней какая-то новая, незнакомая мне тревога.

– Да, – отвечаю я.

Медсестра закрывает за ними дверь. Я подхожу к окну. Поток машин течет по бульвару Андерсена.

Я увидел ее вновь только на следующей лекции в университете. Как всегда, Майя опоздала минут на пятнадцать. Я видел, как она вошла, но она даже не остановилась возле меня, прошла и села не на то место, где обычно сидела.

Она не смотрела в мою сторону. Поначалу я удивился. Как можно так запросто игнорировать человека после вечера, который мы провели вместе? Может, она просто не видит меня? Она упорно не смотрела в мою сторону. Мое разочарование нарастало, мне захотелось выйти из аудитории. Тем большим было мое удивление, когда она подошла ко мне после пары. Увидев ее перед собой, я не мог выговорить ни слова. Она поблагодарила за вечер, сказала, что мы замечательно поболтали. Спросила, не хочу ли я выпить с ней кофе.

– Когда? – спросил я.

– Сейчас.

Мы пошли в одну из университетских кафешек. Сели за столик из светлого дерева друг напротив друга. Я сказал, что вспоминал о ней. Она тоже думала обо мне.

– На следующее утро после вечеринки, проснувшись, я вспоминала, какие у тебя руки.

– Мои руки.

– Да, я представляла себе кисти твоих рук.

Я посмотрел на нее через стол, наши взгляды встретились, мы смотрели друг другу в глаза невозможно долго.

Она рассказала о своем молодом человеке. Адвокате, так она его называла. Они были знакомы много лет. Он был на пятнадцать лет старше. Однажды вечером подошел к ней в баре. Показался ей очень стильным. Она знала, кто он, читала статьи о нем, но ее привлекала в нем отнюдь не его известность – от него исходило спокойствие. Мудрость и уверенность в том, что все в конечном счете идет своим чередом. Он был уверен, что она в него влюбится. И она влюбилась.

Адвокат был хорошо воспитан. Не давил на нее. В первый вечер между ними ничего не было. Он пригласил ее поужинать, заехал за ней, и они отправились в ресторан, в который она никогда бы не пошла сама – ей такое место было не по карману. После ресторана между ними опять ничего не произошло. Только во время третьего свидания он ее поцеловал. Просто наклонился к ней и поцеловал в губы. Всего один поцелуй, ничего больше, нежно, в машине.

Время шло, она продолжала с ним встречаться. Он производил на нее все большее впечатление. Поразительно, как много он мог и умел, все эти нашумевшие дела, которые он выиграл, проекты, которые провел в жизнь, как о нем писали в газетах. В свое время он открыл свой бизнес, и теперь его адвокатская контора была элитной. Он брал Майю в командировки в разные страны. Иногда просто присылал авиабилеты, ничего не объясняя. Когда ее самолет приземлялся, он уже ждал в аэропорту. У нее были ключи от одной из его машин, она жила в принадлежавшей ему квартире на рю Ламарк, когда училась в Париже.

Адвокат понимал ее, как никто из прежних парней. И дело было не в возрасте или опыте, а в том, что он жил на широкую ногу. И предоставлял ей возможность жить той жизнью, которой она хотела жить. Даже подзадоривал, поощряя интрижки с другими мужчинами, хорошо понимая, что потеряет ее, пытаясь удержать. Единственным условием с его стороны было не заводить на стороне слишком серьезных отношений. Пару раз у нее случались романы, всякий раз поверхностные, ничего не значащие, и каждый раз он наблюдал со стороны и ждал. Когда она уставала от нового партнера, он объявлялся, и их отношения возобновлялись.

Я не перебивал Майю, пока она рассказывала об Адвокате. Когда она закончила свою историю, я спросил, любит ли она его. Теперь я отнюдь не был уверен в отрицательном ответе.

Она посмотрела на меня. Долго смотрела. Сказала, что не любит, во всяком случае, не любит так, как женщина любит мужчину. Он был для нее своего рода покровителем, а она нуждалась в мужской опеке, хоть и считала себя волевой и независимой. Ей нужно было знать, что есть мужчина, который ее защитит, обезопасит, даст ощущение надежности. Это было для нее важнее всего. В отношениях она стремилась к надежности.

– Судя по твоим словам, он играет в твоей жизни роль скорее отца, чем парня, в которого ты влюблена.

– Наверное.

– А твой отец – какой он?

Она улыбнулась.

– Это психотерапевтический сеанс?

– Все-таки далеко не все женщины выбирают мужчину старше себя.

– Не знаю.

– Сколько лет твоему отцу?

– Отца не стало, когда мне было четыре.

– Прости.

Она покачала головой.

– Тебе не за что извиняться.

– Не надо было высмеивать твоего Адвоката, это было глупо.

– Да, не умно.

– Мне жаль, что я затеял этот разговор про твоего отца.

Майя посмотрела на меня.

– Ты же не мог знать, – сказала она.

Она мало что помнила из того времени, когда он был еще жив. Помнила, как он приходил домой, какие у него были глаза, руки, как они ходили гулять в Фелледпаркен, как она шла между папой и мамой. Помнила, что он носил форму. Сложно сказать, видела ли она его в форме. Может, ей казалось, что видела, а на самом деле форма просто висела в шкафу, пока мама однажды ее не выбросила. Он служил в полиции в пригороде, к северу от Копенгагена.

Большую часть жизни отца Майи мучили сильные приступы депрессии. Время от времени его клали в клинику. Лечили электрошоком, после чего он возвращался домой другим человеком. Но терапии хватало на несколько месяцев. Ему давали с собой медикаменты, которые тогда были в ходу, но от них было мало проку. Только электрошок делал его прежним человеком.

Ничего этого Майя не помнила, знала только по маминым рассказам. В один из таких дней, почувствовав приступ депрессии, отец снял домик на юге Ютландии, никому ничего не сообщив. Уехал туда в субботу утром. Перед тем как выйти из дома, долго сидел возле спящей дочки и гладил ее по волосам. Мама рассказала об этом много лет спустя.