конца коридора и в умывальную, свободную по причине раннего утра. Луна, прямо как в общаге! Мы там тоже просыпались пораньше, чтобы быстрее всех нужную комнату занять.

Уже во всеоружии спустившись вниз, застала удивительную картину: с моей таверной всё хорошо. Застыла, не поверив. А как можно? Тут «всё хорошо» отродясь не было. С моим появлением, хочется верить, ситуация улучшилась и несколько стабилизировалась, но до «хорошо» нам было ещё шлёпать и шлёпать. А тут…

Справа от меня, на стойке администратора, где обычно сквозь кипу каких-то бумаг, записочек, газет и прочей макулатуры не просвечивало и кусочка столешницы, теперь одиноко стоял только горшок с цветами, по всей видимости позаимствованный Арнаром с заднего двора. Перегнувшись через перила, обнаружила и все бумаги. Они аккуратно устроились в подписанных резковатым почерком трёх коробках за стойкой.

Порядок? У меня?!

Слева, на раздаточном столе, заметила ящик с инструментами. С ума сойти, у нас тут и такое есть? В поисках пострадавших оглядела таверну — взгляд упал на стул у окна напротив, который, кажется, вечно находился в аварийном состоянии. Сколько бы клея я не вливала в сломанные ножки, он всё никак не желал чиниться. Именно поэтому тот стул облюбовали феи — под другими посетителями он мгновенно разъезжался на все четыре стороны.

Так вот, Арнар его починил! Не клеем, как некоторые, а прям добротно так, даже со стороны было заметно. Свеженькие, слегка отличающиеся по цвету от всего стула ножки стояли уверенно на отведённой им площади и ломаться даже не собирались. В том, что руки на казенную мебель наложил Арнар, я не сомневалась и секунды. Больше некому было!

Шуршание слева отвлекло меня от созерцания приятно посвежевшей таверны. Я наконец спустилась с лестницы и заметила рядом с дверью кладовой целую выставку какого-то старья, смутно припоминая, что старьё это вовсе не какое-то, а очень даже моё.

Комод без ящиков, целая корзина уже неактуальных монет, два ящика пустых запылившихся бутылок, пожелтевшие журналы, какие-то неопознанные железяки, деревяшки, тряпки и прочий хлам, который я так боялась начать разбирать.

Ржавый уличный фонарь, пристроившийся под лестницей, удивил больше всего, ведь его братья сейчас стояли в парках Сиснана.

— Чего не спишь, хозяйка? — из кладовой ловко вынырнул мой инициативный помощник, выпрямился и обжёг прямым, почти суровым взором.

Даже совестно стало. Действительно, чего это я встала так рано?

Но тут же опомнилась, взглянула укоризненно, напоминая, кто тут, вообще-то, хозяйка психлечебницы и гроза питейного заведения.

Арнар молчаливый посыл осознал, вот только не испугался и даже не смутился, лишь бровь скептически вскинул, мол кого ты тут запугивать взялась?

— А ты во сколько встал? — осознав, что взывать к его совести бесполезно, спросила в свою очередь, невольным жестом заправляя волоски за ухо.

Мужчина устало приподнял уголок губ и неопределённо дёрнул плечом. Тут же кивнул на один из ящиков и перевёл моё внимание на радостную весть:

— Этот последний. Остаётся только всё выкинуть.

Я на хлам и не взглянула, вглядываясь в своего нового рукастого сотрудника.

На нём были чёрные штаны и майка, обтягивающая мускулистый торс, который ещё вчера под слоем ткани не казался таким внушительным. Да и руки виднелись лишь до локтей, так что неясно волнующим выпирающим венам я не удивилась, но вот бугрящимся мышцам, белесым полоскам шрамов и едва заметной строчке чёрных символов, нарисованных на внутренней части бицепса правой руки — очень даже.

Побледневшее лицо с упрямым выражением на нём, сжатые в узкую полоску губы, взгляд спокойный, но за этим спокойствием столь отчётливо ощущалась суровая серьёзность, что даже как-то не по себе было.

— Ты ведь не собираешься и дальше хранить тут весь этот мусор? — выдернул из задумчивости его ровный, чуть прохладный голос.

Моргнув, растерянно мотнула головой и пробормотала:

— Да какой мусор? Не нужен он мне…

И, наконец, разглядела то, что так пристально искала.

— Ты не спал, — заключила убеждённо и сложила руки на груди.

Маг коротко выдохнул, скопировал мой жест, который в его исполнении получился куда более внушительным, и одарил недовольным взглядом.

— Мирейна, — позвал предупреждающе, — я в воспитательных беседах не нуждаюсь.

Это хорошо, что я не мастер их проводить. Иначе не удержалась бы, блеснула своими выдающимися навыками. А так лишь кивнула безразлично, пожала плечами и, сойдя с лестницы, направилась на кухню.

Уже в дверях обернулась, не удержалась, и увидела, как Арнар легко поднимает несколько сложенных друг на друга ящиков и вместе с ними направляется на выход из таверны.

Ну и хорошо. Пусть делом занимается, пока я ему бодрящее зелье варю. А уж потом, когда он будет полным сил и, соответственно, не таким злым, я ему обязательно объясню, чем полезен здоровый сон и чем грозит его отсутствие.

Пока стояла у котла, привычно замешивая ингредиенты, взгляд упал на изображающего бурную деятельность Эфера. Жук усатый, по всей видимости, Арнара испугался сильно. Иначе я не могу объяснить, почему тот принялся работать за час до открытия нашего гостеприимного заведения.

Однако, достаточно было понаблюдать за ним около пары минут, чтобы понять одно: гад он, причём редкостный!

Эфер кряхтел, пыхтел, сопел, взваливая на себя очередной мешок с зерном, тащил его на улицу, по всей видимости к нашему небольшому амбару на заднем дворе, дальше возвращался за вторым мешком, третьим, пятым, а вот после… тащил их все обратно!

И вот даже не знаешь же, наругать засранца за симуляцию бурной деятельности, либо просто наблюдать, на сколько же его хватит.

Я и зелье успела сварить, и пыль на полках протереть, и даже на столе прибраться, а Эфер даже и не думал заканчивать представление. Когда уже делать на кухне стало совершенно нечего, а я достаточно насладилась стонами своего подопечного, то прикрикнула:

— Эфер, тронешь ещё один мешок — и твоя зарплата урежется вдвое.

— За что?! — искренне удивился вредитель.

— За порчу имущества! — огрызнулась, беря со стола серебряный кубок с зельем. — Все мешки истрепал, скоро зерно посыпется.

Эфер буркнул что-то бессвязное, опустил взгляд и вдруг заныл:

— Мира, Мирочка-а, — жалостный всхлип, — дай мне работу подальше от господина страшного мага… П-пожалуйста!

Надо же, дожили! Эфер сам работу просит!

Не успела я было записать это великое событие в свой дневник, как вдруг из зала раздался какой-то грохот.

Чудом не расплескав бодрящее зелье, я выбежала из кухни. Картина маслом: входные двери нараспашку, несколько бумажек, которые Арнар ещё не успел определить в коробки, лежали теперь на полу, а куча старья рядом с кладовой стала более бесформенной, словно кто-то решил врезаться