Она села на камень. Должна она объясняться? Но что сказать?

— Мне нравится Питер, я горжусь им…

— Мне все равно, — оборвал он, и она увидела с удивлением, что он тоже покраснел.

— Он мой жених.

— Так ты станешь англичанкой? — иронически спросил он.

Она покачала головой.

— Мы будем жить в Йоркшире, я имею в виду, что мы собирались жить в Чаттоне, но…

— Как ты изменилась! — вдруг воскликнул он. Вернее, пытался, но голос еще не слушался. — Помню, как ты ненавидела свои лондонские сезоны. Та Эль никогда бы не покинула Ирландию! — Он замолчал то ли потому, что с непривычки говорил так много и устал, то ли потому, что сказал все, что хотел.

— Я не хочу покидать Адер! — крикнула она.

— Тогда не покидай его! — Он закашлялся. Его раздражало, что он не владеет своим голосом. — Он знает, что ты стреляешь, как мужчина, и попадаешь в рог оленя в лесу?

— Шон, перестань, тебе больно говорить.

Но он потряс яростно головой.

— Он видел тебя в мужской одежде? В мужских бриджах? В сапогах?

— Шон, перестань!

— Он не захочет такую Эль.

— Зачем ты говоришь мне это? — умоляющим тоном произнесла она.

— Он хочет ту женщину, которую видел вчера… кокетку!

Она пыталась объясниться:

— Но я изменилась. Я взрослая женщина, и ты не имел права подглядывать, как я целую Питера. Да, ты прав, он пока плохо меня знает. Но как ты мог исчезнуть на четыре года? А вернувшись, еще и осуждаешь меня, шпионишь за мной. Ты хочешь опять сбежать без меня?

— Да, хочу!

Она вдруг замахнулась, чтобы ударить его, но он перехватил ее руку.

Она понимала, что ему тяжело, но он был так жесток с ней. И не прав в отношении Питера. Она хотела сказать об этом, но не находила слов.

И вдруг заметила лихорадочный блеск в его глазах. Она была просто слепа. Вся эта ярость, недовольство… Он ревнует, вот в чем дело. Он все не отпускал ее руку и вдруг притянул к себе так, что теперь их бедра соприкасались. Сердце отчаянно забилось, она ощутила, как тяжелы и мускулисты его бедра. У нее так затвердели соски, что стало болезненным их прикосновение к ткани тонкой рубашки; она еще не испытывала такого властного влечения, ее тело требовало подчиниться инстинкту, вечному и опасному. Он тяжело дышал, но не отстранялся, и она в этот момент поняла, что все на свете отдала бы за то, чтобы очутиться в его объятиях на его постели и заниматься с ним любовью без оглядки, покрыть поцелуями все его тело, все шрамы и позволить ему целовать ее, дотрагиваться до нее. Он понял, потому что его взгляд был прикован к ее губам, раскрывшимся в ожидании поцелуя.

— Ты прав — Питер не хочет Эль, но ее хочешь ты.

Он еще крепче прижал ее к себе, потом в глазах промелькнуло недоумение, и он резко оттолкнул ее, опомнившись.

— Нет. Эль была ребенком. Ее больше нет.

Она пыталась стряхнуть наваждение, вернуть самообладание. Он тяжело дышал, потрясенный происходящим.

— Шон, я здесь. Я выросла, только и всего.

Он издал скрежещущий звук, похожий на смех.

— Ты… принадлежишь Синклеру.

— Нет! Я принадлежу тебе!

Он повернулся и пошел прочь. Она догнала его и забежала вперед, заглядывая в лицо.

— Тебе надо спрятаться. Я помогу.

— Я спрячусь в лесу на ночь.

— И потом уйдешь? На рассвете?

Он помедлил с ответом.

— Да.

Ее решение созрело. Она будет готова к рассвету, соберет вещи. Вдруг ее осенило.

— Нет, в лесу слишком опасно.

Он посмотрел на нее, явно что-то заподозрив.

— Ночью ты можешь спрятаться в моей комнате.

Все было поставлено на карту; и Элеонора знала это — жизнь Шона и его свобода, ее будущее с ним. Упрямо отказываясь думать о том, что Шон не хочет брать ее с собой в Америку, отказываясь помнить, что за все годы, проведенные вместе с ним в детстве и юности, он ни разу не дал почувствовать, что тоже любит ее. Но это было не важно, кажется, кое-что изменилось, она помнила его пристальный мужской взгляд и понимала, что он испытывает сейчас. Она не могла в этом ошибиться.

Она все-таки уговорила его прийти к ней поздно вечером, договорились, что пока он спрячется в лесу, потому что днем не было возможности проникнуть в дом незамеченным. Теперь, когда она знала, что он сбежал из тюрьмы и его разыскивают, в любой момент можно было ожидать появления английских солдат. Шон казался на удивление спокойным. В ответ на ее страхи он заявил, что не даст захватить себя врасплох, узнает задолго об их приближении и уйдет прежде, чем его смогут схватить.

План был таков: он проникнет в дом во время ужина, когда все домашние, гости и прислуга будут в столовой.

Сейчас у нее было время обдумать все, что произошло. Она никогда не переставала любить Шона. И сейчас, когда для властей он был сбежавшим преступником. Она не сомневалась в том, что, узнав обо всем, что произошло с Шоном, вся семья станет сражаться, чтобы вернуть ему свободу и доброе имя, если, конечно, у них будет такой шанс. Но ее решение быть с Шоном теперь никогда не получит одобрения у родных. Если бы он вернулся домой прежним, нетрудно было бы уговорить отца разрешить ей выйти замуж по любви. Семья Шона была древнего ирландского рода, и когда-то его предки были влиятельными суверенами, которые владели половиной Ирландии. Но сам он родился младшим сыном мелкопоместного дворянина в семье ирландского католика, который фактически арендовал у графа Аскитон, хотя когда-то эти земли принадлежали О'Нилам. Но граф отдал бы руку дочери своему приемному сыну. Подарил бы им небольшое имение; конечно, жизнь их была бы небогатой и простой, но это не имело значения для Элеоноры. Но при теперешних обстоятельствах граф никогда не одобрит такой брак, и Шон не пойдет на это сам. И тем более вся семья будет против ее побега с Шоном в Америку, мало того, они станут препятствовать ее решению, поэтому надо скрывать свои планы. Ей стало грустно от одной мысли, что придется расстаться с близкими, а большая дружная семья будет расколота.

По крайней мере, они смогут провести вместе ночь. Она не могла дождаться новой встречи. Конечно, он отдалился, кажется иногда незнакомцем, но его отношение к ней скоро изменится. Почему он сказал, что Шон О'Нил умер? Конечно, он изменился внешне, голос стал хриплым и грубым. Да, он истощен, ранен, страдает, но он жив. Раны заживут — и душевные, и физические. И Элеонора сделает все, чтобы вернуть прежнего Шона.

Он был где-то недалеко, и вечером они встретятся, но она уже скучала по нему. Ей хотелось сидеть рядом, держать его руку, чтобы он обнял ее, как когда-то. Хотела слышать его смех, видеть улыбку. Он ничего не знал пока. Ни о женитьбе Тирелла, ни о рождении двоих детей в его семье. Что у Девлина родились сын и дочь. Ей столько надо рассказать ему. И она сделает все, чтобы он поцеловал ее.