— Шальная ты, Ритка, честное слово. — Корсаков покачал головой, подхватил два ее увесистых чемодана, доказывающих всю серьезность намерения провести рядом с ним несколько недель, и, вполне довольные друг другом, они зашагали к подъезду.

Дверь хлопнула, и перед самым носом Ивана вдруг очутился Роман Новиков, тот самый шебутной рабочий, который устроил драку со здоровяком Маргулисом и наговорил много непонятных гадостей самому Ивану. В корсаковском подъезде делать ему было совершенно нечего.

— Ромка, ты что тут? — ошалело спросил Иван.

Тот шмыгнул носом, скосил глаза на красавицу Риту и довольно невозмутимо ответил:

— Так я за вами приехал. Из порта.

— А в квартиру зачем поднимался, если я во дворе? — Корсаков был убежден, что за визитом неприятного парня кроется какая-то тайна.

— То, что машина во дворе стоит, я конечно, увидел, но то, что вы в машине, на ней написано не было, — нахально ответил Роман. Окинув долгим оценивающим, очень мужским взглядом Риту, он перевел глаза на Ивана и понимающе усмехнулся. Корсакову моментально стало жарко. Он просто физически ощутил, как то ли свекольная, то ли помидорная краснота неровной волной заливает его лицо. Вот тоже еще глупость, стесняться какого-то Ромки.

— В конторе сказали, что вы за документами домой уехали, вот я и рванул к вам. В квартиру звоню-звоню, а там никого нет.

— А послали-то тебя зачем? Что случилось?

— Случилось-то? — переспросил Новиков, который все не сводил внимательного взгляда с Ритиного прекрасного лица. — Да ничего не случилось. Там просто вас Беляев спрашивает.

— Алексей? — удивился Иван.

— Ну да. Алексей Николаич, наш бывший совладелец. Приехал, говорит, Корсаков ему нужен, а вы за бумагами уехали, я и решил, того, сообщить.

— Так тебя кто послал-то?

— Никто меня не посылал. — Новиков плюнул сквозь зубы. Плевок ненадолго как будто завис в воздухе, а потом все-таки упал на мокрый асфальт. Иван против воли проводил его глазами. — Беляев сказал, что немного подождет, раз вы скоро вернетесь. А я и решил вам сообщить. Если хотите с ним поговорить, так ехать надо, а если не хотите, то того, наоборот, задержаться.

— А тебе-то что за интерес, хочу я или не хочу? — Взгляд Ивана стал вдруг колким и внимательным.

— Да повздорили мы с вами вроде как, — покаянно признался парень. — А так-то с начальством только дураки ругаются. Вот я и решил первым на примирение пойти. Я вам добрую службу сослужу, вы дурное из памяти выбросите. Логично?

— Логично, — признал Иван и покосился на Риту, на лице которой застыло скучающее и одновременно нетерпеливое выражение.

— Вот что, Роман, — Корсаков принял решение, — ты сейчас возвращайся в порт и скажи, что меня сегодня до конца дня не будет. Пусть Беляев меня не ждет, я ему завтра сам позвоню. Скажешь там ребятам, и в приемной тоже, что у меня непредвиденные обстоятельства. Ко мне, — он замялся, подбирая нужное слово, — ко мне приехали.

— Жена? — спросил Ромка, шумно сглатывая. Все-таки Рита была вызывающе хороша.

— Потенциальная, — небрежно ответила она, скользнув по замурзанному рабочему презрительным взглядом. Она умела смотреть так, что человек начинал чувствовать себя вошью, грязью под ногами. Теперь уже по лицу Ромки от шеи ко лбу поползла предательская краснота. — Вы идите, товарищ пролетарий, выполняйте данное вам поручение, уж коли затеяли перед начальством прогибаться, а у нас дело есть. Важное.

— Ну да, знаю я это дело, — хохотнул Ромка и пошел прочь, оглядываясь на все еще топчущегося перед входом начальника. — Не волнуйтесь, Иван Михалыч, я всем все передам. Отдыхайте.

Оставшееся до вечера время они с Ритой провели с пользой и не без приятности. Иван даже не подозревал, что его ладное, крепко скроенное мужское тело так истосковалось по женской ласке. Он был неутомим, приникая к Рите снова и снова, а она, казалось, была только рада, охотно откликаясь на его прикосновения, изобретательно лаская его сама, поднимая все новую и новую волну, которая, вздымаясь до пика, вдруг разрывалась на мелкие брызги, капли, осколки, на время оставляя их совсем без сил и тут же зарождаясь где-то внутри их сплетенных тел заново.

Где-то часа через три Иван понял, что изрядно проголодался. Он смутно помнил, что в доме нет еды. Совсем. Уезжая утром, он пожарил яичницу из двух последних яиц и лишь вечером собирался заехать в супермаркет за своим привычным набором холостяка. Получалось, что нужно выбираться из постели и ехать в магазин.

— Ритка, у меня продуктов нет, — покаянно сообщил он любовнице, которая в ожидании, пока он вернется из ванной, раскинулась на его продавленном диване и лениво щелкала пультом от телевизора. — Я, конечно, сейчас съезжу, но должен тебя предупредить, что фуа-гра в здешних широтах не продают и пармезана с дорблю тоже.

— Пармезана с дорблю сейчас по всей стране не продают, — сообщила ему Рита. — У нас эти, как их, санкции. Так что ты меня не удивил. Если в твоем магазине продается картошка, то я ее пожарю. Будешь жареную картошку, Корсаков?

Он в немом изумлении смотрел на нее. ЕГО Рита ужинала исключительно в дорогих ресторанах, придирчиво копаясь в меню. Роллы, по ее разумению, можно было есть только в ресторанах сети «Токио», причем далеко не во всех. Она отлично разбиралась в винах, любила грузинскую и азербайджанскую кухню, регулярно таскала Корсакова в «Баклажан» на Лиговке, но в страшном сне он не мог представить, что Рита, во-первых, будет есть жареную картошку, а во-вторых, готова собственноручно ее пожарить.

— Что ты на меня уставился, Корсаков? — спросила она и недобро усмехнулась. — Я же не родилась главным бухгалтером твоей процветающей компании. — У меня мама и папа — простые советские инженеры. Я в студенческие годы «Доширак» жрала, и ничего, жива, как видишь. Так что картошку жарить умею. Не боись, не отравлю.

— А огурцы с помидорами ты, случайно, не закатываешь? — спросил Иван. — Что еще есть такого, чего я о тебе не знаю?

— А ты почти ничего обо мне не знаешь, — неожиданно жестко сказала Рита. — Я ж тебя интересую только как профессиональный калькулятор, который позволяет тебе не иметь проблем с налоговой, ну и в постели еще. А остальное же тебе неинтересно. Ты, Корсаков, вообще относишься к той категории мужиков, которых окружающие люди интересуют только в двух случаях — когда они могут заработать для тебя денег или доставить тебе удовольствие. Просто в моем случае две эти ипостаси совпали.

Он ошарашенно смотрел на нее. Рита не могла быть права. Он никогда не входил в расплодившуюся нынче касту потребителей. И ему были интересны люди. Всегда интересны. Он знал по именам не только всех своих водителей, но и их жен и детей. Помнил, кому какое лекарство нужно привезти из заграничных рейсов, был в курсе проблем с ипотекой. Он был хорошим начальником, для которого основой бизнеса были именно люди, а не деньги, но Рита почему-то считала иначе. Она была искренна, он это видел.