- Да ладно тебе, - фыркнул Марк, правильно расшифровывая выражение моего лица: - не кисни. Что, уже записала сама себя в меркантильные стервы?

Я подняла на него жалобный взгляд, а Ермилин с убийственным спокойствием продолжил:

- Перестань. Считай это компенсацией, если мы вдруг героически погибнем.

Он выдержал театральную паузу, а я подняла на него полные ужаса глаза:

- П-п-погибнем?

- Ну да, - вздохнул Марк. - А как иначе? Ты вообще в курсе, какие люди крутятся в этих кругах? Телевизор что ли не смотрела? Убийцы, киллеры...

Я пораженно застыла, а Ермилин расхохотался. Подошел ближе и потрепал меня по голове, будто маленького ребёнка:

- Ну как тебя легко напугать, а? - восхитился он. - Ася, пора прекращать быть такой трусихой. Тем более, я же знаю, что на самом деле ты очень смелая.

Марк подмигнул, а я покраснела, понимая, что парень в очередной раз вспомнил день нашего знакомства. Странная тёплая волна разлилась по телу и согрела заледеневшие из-за кондиционера пальцы. Я сглотнула и беззвучно повторила, будто пробуя на вкус это удивительное слово:

- Смелая...

"Смелая. Смелая. Смелая."

Тарелка неловко выскользнула из рук, и мутные капли плеснули на фартук. Не переставая глупо улыбаться, я снова подняла её и продолжила мылить губкой. Струей тёплой воды смыла пену и потянулась, чтобы убрать уже чистую посуду в навесной шкаф.

"... я же знаю, что на самом деле ты очень смелая."

Улыбка стала еще шире, и я тряхнула головой, чтобы выйти из странного вакуума. Уже несколько часов подряд меня будто бы отключили от реального мира и поместили в другой, где на нескончаемом повторе голос Марка повторял одну и ту же фразу.

- Смелая, - я даже вслух это произнесла уже раз двадцатый.

Догадывалась, что выглядела последней дурой, но не собиралась заставлять себя прекращать вспоминать его слова. Зачем? Парень бросил всего лишь мимолетную фразу - а я полдня хожу такая счастливая, какой не была уже несколько лет. Разве могу добровольно отказаться от того, чтобы мысленно смаковать её и едва не танцевать от незнакомой радости? За ночь мои чувства наверняка поугаснут, и, вспомнив о нашем разговоре завтра, я, скорее всего, испытаю только стыд. Так зачем лишать себя наслаждения сейчас, даже если со стороны выгляжу глупо?

Дверь в комнату скрипнула, а до меня донесся шаркающий звук тяжелых папиных шагов. Я поспешно сжала губы, чтобы так откровенно не улыбаться, и обернулась. Отец, бледный и шатающийся,  появился на пороге, заметил меня и смачно откашлялся.

- Аська, - прохрипел, шмыгая носом и опираясь на дверной косяк: - Есть лимончик?

Он смотрел на меня с виноватой мольбой, и я кивнула.

- Есть будешь? - спросила, доставая из холодильника свежий фрукт.

Пока отец, тяжело вздыхая, садился за стол, я поставила чайник. Налила в стакан холодной воды, бросила пару кислых долек и сверху выдавила еще несколько крупных капель от оставшегося лимона. Папа проглотил освежающий напиток за две секунды и снова умоляюще поднял на меня опухшие глаза, но я упрямо мотнула головой:

- Нет. Поешь хотя бы немного, а потом я тебе чай заварю.

Он снова сипло вздохнул и покорно кивнул. Пока возился с подогретой кашей, выковыривая из слипшегося риса изюм, я судорожно металась по кухне. Создавала вид активно деятельности, только чтобы не садиться за стол рядом с ним и выиграть немного времени. Я все пыталась придумать, как преподнести неожиданную новость, чтобы такой прекрасный вечер не омрачился скандалом. Кашу до конца папа так и не доел. Остатки скромно собрал ложкой в центр тарелки и протянул:

- Дочь, ну не хочу я больше. Не лезет.

Я не стала спорить. Убрала тарелку и поставила перед ним кружку крепкого чая с лимоном. Папа с удовольствием сделала глоток.

- Горячо! - тут же воскликнула я, отбирая у зашипевшего отца бокал: - Подожди немного, я же только заварила!

Тот, охая, дышал по-собачьи, пытаясь остудить обожженный язык, а я все же медленно опустилась на табуретку. Смысла тянуть с разговором дальше не было.

- Пап, послушай, - неловко поправила волосы и принялась тереть давно застывшее на деревянной столешнице пятнышко: - Я сегодня разговаривала с тётей Светой.

Отец поперхнулся и от удивления широко раскрыл  глаза:

- Чего? - из-за обожженного языка он немного шепелявил и звучал комично.

Я закусила губу и кивнула, молча подтверждая, что он с первого раза всё услышал верно.

- Откуда у тебя её номер? - отец нахмурился. Под тусклым светом кухонной лампы его кожа выглядела нездорово желтой, а морщины еще более глубокими: - Этой стервы пять лет в нашей жизни не было! Что ей теперь понадобилось?

- Не нужно так, пап, - попросила тихо: - Тётя Света - твоя сестра.

- О как, - отец брезгливо сморщился: - Сестра, значит? Что-то за пять лет в ней родственные чувства ни разу не проснулись. Ты ей позвонила? Говорила же, что нет номера!

- Не было. Мне помогли найти. - я сначала ответила на второй вопрос, а потом на первый, уже гораздо тише: - Я позвонила.

- Зачем? - отец свел на переносице седые брови. Вцепился в ручку бокала худыми пальцами и с такой силой сжал её, что я испугалась.

- Пап… она приедет через две недели.

Сказала и вжала голову в плечи. После последней ссоры отец с сестрой не общался уже пять лет, но это был единственный родственник, который у нас остался. Виктор Сергеевич, конечно, обещал приставить к отцу своих людей, но я решила, что лучше позвоню тёте, чем доверюсь чужакам и буду каждый день сходить с ума от беспокойства. Очень боялась, что моя просьба вызовет у женщины злость, но она неожиданно так обрадовалась моему звонку, что даже расплакалась. И приехать согласилась сразу, сказав, что очень скучает по нам.

- Зачем? - повысил папа хриплый голос.

Тут же закашлялся и поспешно сделал еще один глоток чая. Хорошо хоть тот успел немного подстыть и не обжег язык снова.

- Она помириться хочет. - я не находила силы сказать все сразу в лоб, поэтому начала издалека: - Вы все-таки родные брат и сестра.

Папа несильно ударил по столу кулаком и упрямо мотнул головой:

- Не хочу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍