— Ну…

— Превосходно!

Балти пытался удержать хотя бы видимость контроля над положением, но бьющее через край гостеприимство Уинтропа оказалось сильнее. Мадера скользнула по пищеводу, как теплый шелк, под конец слегка ударив в голову. Во второй раз сегодня в этом доме Балти ощутил себя счастливым пленником, которого целая река отделяет от рева кугуаров и призраков несчастных влюбленных.

— А теперь, сэр, прежде чем мы перейдем к делу, скажите мне, как поживает мой кузен? — осведомился Уинтроп. — Сэр Джордж. Лорд Даунинг. Полковник сказал, что это именно он вас сюда направил.

— А. Да. Он поживает… хорошо. Весьма хорошо. Он просил засвидетельствовать вам его почтение. Превосходный человек этот сэр Джордж. Лорд Даунинг.

— Ну так далеко я бы не стал заходить, — сказал Уинтроп. Они с Ханксом покатились со смеху. — Но я рад, что он в добром здравии. Он, вероятно, о вас весьма высокого мнения, раз доверил вам такое важное дело.

— Ну, я… Да, наверно. Это ведь серьезное дело. Цареубийство.

Уинтроп словно ждал еще чего-то, и Балти добавил:

— Покойный король Карл, упокой Господь его душу, возможно, не был идеальным правителем. Но все же…

— Nullum argumentum est[25].

Балти понятия не имел, что это значит. Что ему теперь делать? Кивнуть?

— Вам, конечно, известна история моего тестя, — сказал Уинтроп.

Балти опять понятия не имел, о чем идет речь. Должно быть, тесть Уинтропа — тоже какая-нибудь важная персона.

— О да, конечно. Восхитительно. Достойно похвалы.

Уинтроп воззрился на него с каким-то удивлением:

— Весьма великодушно с вашей стороны. Истинно христианские слова. Особенно если учесть цель вашего прибытия в Новую Англию.

— А?

— Но по словам всех очевидцев, он мужественно встретил свою судьбу.

«Судьбу»?!

— Я не сомневаюсь, что он отошел ко Господу с чистым сердцем и чистыми руками и был принят в Царствие Небесное.

Балти откашлялся:

— Да… да, так оно и есть, по всеобщему мнению.

— Ужасная смерть. — И Уинтроп умолк.

Что такое случилось с его тестем? Умер от чумы? Растерзан кугуаром? Балти рискнул:

— Нет, безусловно, сам я не хотел бы, гм, уйти таким образом.

— Еще бы, — ответил Уинтроп несколько грубовато.

Балти в отчаянной попытке переменить тему произнес:

— Не могли бы вы налить мне еще этой превосходной мадеры?

Уинтроп наполнил его стакан:

— Урожай тридцать восьмого года. Того самого, в который была основана Нью-Хейвенская колония. Вы встретитесь с преосвященным Дэвенпортом. Мистер Итон, вместе с которым Дэвенпорт основал колонию, уже отошел на небеса вкушать свою награду. Дэвенпорт и Итон недолго оставались в Колонии Залива. Губернатором тогда был мой ныне покойный отец. Они не поладили. Дэвенпорт и Итон отправились дальше, строить свою Новую Гавань среди индейцев квирипи. Боюсь, что Нью-Хейвен покажется вам мрачноватым.

Ханкс развеселился и фыркнул.

Уинтроп продолжал:

— Там мадеру наверняка труднее будет найти. Но если вам все же повезет, не пейте в день Господень. В той колонии строгие нравы. Даже по пуританским меркам. Вы, случайно, не квакер?

— Гугенот.

— Жаль, — хитро улыбнулся Уинтроп.

— Почему?

— Я хотел сказать — жаль, что вы не квакер.

Ханкс опять зафыркал.

— К сожалению, я не понимаю, — сказал Балти. Каким наслаждением было наконец признать, что он не понял большую часть этой беседы.

— Простите меня, мистер Сен-Мишель, я пошутил. Вы как порученец Короны обладаете неприкосновенностью. Обитатели Нью-Хейвена ненавидят квакеров больше, чем представителей любых других сект. Если, как говорит полковник Ханкс, ваша миссия — досадить им, то послать эмиссара-квакера — лучше и не придумаешь.

Ханкс откашлялся. По лицу Уинтропа Балти понял, что губернатор жалеет о своих словах. Балти снова перестал понимать, что происходит.

— Его Величество запретил преследование квакеров на этой земле, — пояснил Уинтроп. — Но ньюхейвенцы упорны. Они находят способы обойти запрет. Они предъявляют квакерам обвинения по другим статьям — нарушение общественного спокойствия и тому подобное. Мы у себя в Коннектикуте отлично ладим со своими квакерами. Они нас не беспокоят. Они — образцовые граждане. Когда они бегут от Эндикотта, из Массачусетса, мы встречаем их гостеприимно. И они отвечают нам благодарностью. Не могу сказать, что одобряю их обычаи. Я также трепещу перед Господом, но, — Уинтроп засмеялся, — при этом владею своими конечностями. Однажды я видел на улице женщину, которая содрогалась в припадке. Я подумал, что она квакерша. Оказалось, у бедняжки падучая болезнь!

Он расхохотался.

— А вы знаете, за что пуритане — и особенно ньюхейвенцы — ненавидят квакеров?

— Разногласия в богословии, полагаю.

Уинтроп замотал головой:

— Нет. Потому что они не ломают шапки перед членами городского совета!

— Ну что ж, я признаю, это и впрямь отчасти неуважительно, — заметил Балти.

— Но конечно, дело не в шапках как таковых. Дело в том, что квакеры отвергают любое начальство. У них нет ни епископов, ни старейшин, ни даже пасторов. Они сообщаются непосредственно с Богом. Каждый мужчина, каждая женщина — сами себе священники. Немыслимо! Пуритане со злости лезут на стену. А знаете, что еще их бесит? Что квакеры рады гонениям. Совсем как первые христиане в Риме. Чем больше их бросаешь на съедение львам, тем больше они сами туда рвутся. Я видел…

Уинтроп покосился на Ханкса. Тот мрачно, со странным выражением смотрел в огонь.

— Ладно, — сказал Уинтроп, — давайте переменим тему.

— Вы ведь сами пуританин? — спросил Балти.

Уинтроп улыбнулся:

— Ну а кем же еще мне быть? Я ведь губернатор. Полковник Ханкс не упомянул, что я балуюсь медициной?

— В самом деле?

— Поистине. Намедни я уврачевал сломанную берцовую кость. Весьма успешно. Что скажете?

— Перцовую?

— О, отлично, мистер Бальтазар. Да вы остряк! Простите меня. Я не хотел хвастаться, но я и впрямь до некоторой степени доволен собой. Имейте в виду, я не то чтобы практикующий врач. Просто любитель. Но все же. Приятное чувство. Что же до пуританства… вы слышали о Великой Казни?

— Это что, какая-то местная война?

— Нет. Полвека назад эту землю опустошило смертельное поветрие. Чума. Вероятно, принесенная голландскими моряками. Я это говорю как врач, а не потому, что ненавижу голландцев. Моя должность обязывает ненавидеть их, так же как она обязывает меня быть пуританином. Эта чума почти уничтожила местное население. Вероятно, умерли восемь из каждых десяти туземцев.