детей, которых она родила Щ. С дочкой всё было в порядке, а вот парень был какой-то психованный: ему было лет шестнадцать, но он уже попивал, скандалил и дебоширил. От этого Эмма Александровна выглядела задерганной и несчастной. При этом она сама, кажется, была преподавателем, и ей приходилось много работать. Вот её мне было жаль.

Впрочем, вдовы и сироты – не самая интересная часть нашей клиентуры. Наши покупатели были куда интереснее.

Кто же первым приходит на память? Ну, с самых первых дней моего пребывания в магазине я стала слышать о Петре Ивановиче Заболотном, Покупателе Номер Один. Его любили и уважали все, кто работал у нас в магазине. Он не был каким-то очень известным человеком. Седой блондин лет 45–50 с голубыми глазами и простым (может быть, обманчиво простым), очень приятным лицом. Стройный, в высокой каракулевой папахе, в светло-серой шинели он выглядел очень импозантно. Любили мы его за вежливость, внимательность к нам, отсутствие настырности и наглости, внутреннюю интеллигентность и внешнюю мужественность. Даже немного странно, что всеобщим любимцем стал не художник, не актер, а переводчик военной и технической литературы. Он всегда был прост и приветлив, баловал нас по праздникам (и не только) конфетами, но не забрасывал ими. Петр Иванович был поклонником нашей Елены Павловны, но очень скромным и ненавязчивым. Все мы в его присутствии как-то больше чувствовали себя женщинами и ходили, как на цырлах, что, в общем, было приятно. Он всегда охотно беседовал с нами, и мы оставляли для него словари и книги. Помню, один раз мы пригласили его встретить с нами Новый Год в магазине. Петр Иванович пришел в каком-то нарядном свитере (не в форме), и было видно, что он польщен. А нам было приятно, что за нашим столом сидит такой заметный мужчина – «настоящий полковник». Хотя он, кажется, был подполковником.

Однако мне казалось, что всё же гораздо более колоритной фигурой был другой Петр – Петр Степанович Р-в.

Глава 4. Петр Степанович Р-в (глава написана в 1987 году)

Петра Степановича Р-ва (Петю, Петюню, Петруччио) я знаю 18 лет. Кроме меня, его никто не любит. Не любят его за желчность характера, злой язык, склонность к сплетням, неряшливость, непонятную жадность. А мне в нём нравится его неординарность, презрение к предрассудкам, своеобразный юмор, целеустремлённость, дотошность и основательность. Человек он в общении, конечно, малоприятный, и надо хорошо его знать, чтобы оценить по достоинству.

Сейчас нашему Пете лет 65. Почти все годы, что я его видела, он появлялся в нашем магазине в своём неизменном длиннополом драповом пальто и в калошах. На голове в течении долгого времени он носил так называемую «деголлевку», помятую, с продавленным козырьком, неопределенного цвета, причём в любую погоду, даже зимой. Его пиджак какого-то лапсердачного покроя был настолько выношен, что вся его подкладка давно прорвалась и свисала клочьями с длинными нитками. Это выглядело до того непристойно, что наша Галка «Сыр», которая сама могла бы получить на конкурсе неряшливости первый приз, носилась за Петром Степановичем по всему магазину с ножницами и подрезала эти свисающие нитки, чтобы они не торчали из рукавов и из-под полы этого сказочного пиджака. Насколько я помню, у Пети всю жизнь был один единственный портфель, он протирался и рвался буквально на наших глазах, запирался только на один замок, однако Петя упрямо продолжал ходить с ним, рискуя растерять свои антикварные книги, которые он носил в этом портфеле, пока я не подарила ему другой, почти новый: кто-то из «продавателей» оставил его около нашей товароведки, да так и не вернулся за ним. С этим портфелем Петр Степанович ходит до сих пор, хотя по своей ветхости он уже успел перещеголять тот, старый.

Внешность у Петра Степановича тоже довольно своеобразная. Он высокого роста, длинноногий, подозреваю, что в молодости был рыжеват, а сейчас у него редкие волосы неопределенного цвета с сединой, плотно прилизанные к черепу. Лицом он напоминает Николая Васильевича Гоголя: такой же гладкий покатый лоб и длинный острый нос. Губы тонкие, с очень своеобразной складкой, словно постоянно поджаты от обиды. Глаза голубые, какого-то птичьего разреза и редкие бесцветные брови. Собственно за эти годы Петя очень мало изменился, разве что зубы растерял да чуточку сгорбился.

Петр Степанович большой знаток и любитель антикварных книг и гравюр. У него огромная коллекция, вряд ли у кого-либо ещё есть подобная. Он тщательно и методично подбирает её с начала 50-х годов, а может быть, и с более раннего времени. По своей специальности Петр Степанович ни к литературе, ни к искусству никакого отношения не имеет. Он преподаватель физики и оптики в вечернем машиностроительном институте. Круг его интересов в области старой книги и гравюры чрезвычайно широк. Другие коллекционеры называют его троглодитом за то, что он берёт всё подряд, почти никогда ничего не продаёт и не меняет. В своё время он приходил к нам каждый день. Снимал своё длинное тяжелое пальто с порванной подкладкой и вешал на гвоздь, а калоши снимал и ставил в угол. Потом проходил либо за прилавок, либо шёл в товароведку.

Я уже говорила, что Петю кругом недолюбливали. Елена Павловна и Александра Фроловна ему не доверяли, считая его сплетником, а друзья-коллекционеры терпеть его не могли за то, что он частенько поспевал везде и всюду раньше них и умел ухватить то, на что они сами давно нацеливались, да ещё и дешевле. Разве такое прощают?

В те же времена к нам приходил и Николай Константинович Шенько, комплектатор библиотеки Сибирской Академии Наук. Он был старше Петра Степановича лет на десять и за глаза называл его просто «засранец». А Пётр Степанович называл его «генералом». Бывало, Николай Константинович придёт среди дня к нам и первым делом спросит:

– А засранец ещё не приходил? – Потом начинает копаться в покупке или дождётся, когда при нём купят что-нибудь интересное – книгу с гравюрами или в каком-нибудь особо красивом переплёте – схватит её и скажет:

– Послушай, спрячь до вечера, только «засранцу» не показывай.

Пётр Степанович тоже тотчас после прихода всякий раз интересовался:

– А разве «генерала» сегодня не было?

Встретившись, они вели длинные беседы на книжно-антикварные темы, хвастались своими приобретениями, дружно ругали дур-вдовиц и дур-сирот покойных коллекционеров за то, что они вечно сами не знают, чего хотят. Соперничество их не прекращалось никогда, потому что интересы их постоянно перекрещивались: оба собирали россику, книги с гравюрами и в изящных переплётах. Сходились они только