память! Пьём?

– Давай.

– Так вот… Мало кто знает, что Циолковский был не только выдающимся практиком, теоретиком-технократом, но и сильнейшим гуманитарием, философом!

– Да?

– Каждую свою физико-химическую сентенцию он умудрялся снабжать философским обоснованием собственного производства и достиг в этом деле просто невероятных результатов…

– Вот как?

– В одной из наших бесед Константин Эдуардович высказал мысль о том, что в результате действия эволюции человечество в будущем непременно должно лишиться ног, рук, вообще физического тела, – обузы, которая мешает ему развиваться и распространять своё влияние в вечности… Останутся лишь душа и мозг – ведь это всё, что по большому счёту нам нужно!

– Читал. Такое человечество он назвал лучистым.

– Так точно, мой дорогой, так точно… Ну, по заключительной, за лучистое человечество?

– За союз мозга и души!

– Молодец, гениально сформулировал, как я сам до такого не додумался?

– Вторая заканчивается, за третьей пойдёте?

– Ты на часы смотрел?

– Нет. Ё-моё, двенадцать тридцать… Или пол-первого ночи. Я же Фигиной обещал…

Плечов сорвался с кресла и принялся ходить по комнате. Но вскоре угомонился:

– Ничего… Скажу, что занимался дополнительно с профессором Фролушкиным, что недалеко от истины. Надеюсь, вы подтвердите, так сказать, при случае?

– Непременно. А сейчас разреши закончить мысль…

– Раз… Пожалуйста!

– Только избавившись от неудобств, связанных с обслуживанием дряхлеющего и часто болеющего тела, человечество сможет осознать величину божественного замысла, достичь самых отдалённых уголков Вселенной и тщательно исследовать их.

– Ух ты, здорово! Только как в таком случае мы будем размножаться? Не станет тела – не станет и половых признаков…

– Эта проблема вполне решаема. Как сказал мой знакомый Фрейд: «Мы выбираем неслучайно друг друга… Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании».

– Значит, вы допускаете, что люди будут любить друг друга, а не исключительно лиц противоположного пола!

– Всё возможно.

– Но ведь это полный отказ от христианских и, в общем-то, общечеловеческих ценностей… Так мы все станем извращенцами!

– Поэтому они и распространяют мифы о своей исключительности, мол, мы просто опередили время, в скором будущем все будут такими.

– Мне в такое будущее не надо!

– Мне, пожалуй, тоже! Всё, ложимся спать. Утро вечера мудренее.

34

Плечов долго не мог уснуть.

То ли незнакомое место, то ли «кусучее» одеяло, то ли чрезмерное количество выпитого алкоголя послужило тому виной – было неизвестно.

Скорее всё вместе: и первое, и второе, и третье.

Раздражающе тикали старомодные часы.

Тревожно и слишком часто билось сердце, словно пытаясь выскочить из груди.

Не давала покоя и шкатулка, точнее, её содержимое.

Спать в одной комнате с покойником, точнее, с тем, что от него (неё!!!) осталось, Ярославу ещё не приходилось.

Но где-то под утро природа всё же взяла своё…

35

Проснувшись, он первым делом посмотрел на часы. Без пяти одиннадцать!

– Ну, как спалось? – заботливо поинтересовался Фёдор Алексеевич, чьё шарканье ног и подняло «дорогого гостя».

– Нормально! – соврал Плечов.

– Похмелиться не желаете-с?

– Никак нет. И так получу по полной программе.

– От кого, если не секрет?

– От своей ненаглядной Фигиной.

– Но от кофе, надеюсь, не откажешься?

– Нет, конечно.

– С пирожным?

– Без, – студент сморщился при одном упоминании о сладком. «Лучше б огурчик предложил!»

Профессор тем временем в очередной раз наведался на кухню и вскоре вернулся с двумя маленькими чашечками в руках, от которых исходил лёгкий дымок и головокружительный аромат. Поставил их на стол, рядом с практически пустой бутылкой «Хенесси»… «Практически» – потому что на её дне ещё осталось несколько миллиметров спиртного.

– Две капли мне, остальное – вам, – раскусил его замысел Ярослав.

– Годится! – Фролушкин плеснул немного в одну чашку и подал её своему юному другу, всё остальное вылил во вторую. – Ну, ещё раз – за братство.

– Давайте расширим и уточним тост.

– Каким образом?

– За братство философов всех стран и народов!

– Великолепно… (Они чокнулись и сделали каждый по глотку)… И как тебе напиток?

– Прелестный! Или, как вы говорите, – шарман!

– Ну-с, продолжим нашу беседу или будем разбегаться?

– Если честно, мне давно пора домой…

– Не возражаю.

– Спасибо вам за всё.

– Не за что. Тебе спасибо!

– Мне-то за какие грехи?

– За искреннюю, обстоятельную беседу. Не каждый день встретишь умного и душевно чистого молодого человека, способного на достойном уровне поддерживать серьёзный разговор.

– Дзякую… Раз пошла такая пьянка, разрешите и мне выразить вам глубокую признательность за науку!

– Приходи ещё, кали ласка25. Можешь со своей девушкой или с друзьями! Только не всем курсом – не люблю больших компаний.

– Понял… Где моё пальто?

– Там, в гардеробе…

– А можно ещё одну чашку?

– Отчего же нет? Конечно, можно. Только коньяка больше не осталось.

– Простите…

– За что?

– За то, что уничтожил все ваши запасы.

– Не волнуйся… Надо? Найдём!

– Нет-нет, только кофе…

– Сейчас сварю. Подождёшь?

– Конечно. Разрешите напоследок один бестактный вопрос?

– Разрешаю…

– У нас в университете много этих… ну… извращенцев?

– Достаточно…

– А как их распознать?

– По Фрейду… Смотри пункт первый: Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри…

– То есть…

– Вот идёт паренёк – весь из себя: модно одетый, причёсанно-прилизанный, маникюр, дорогой одеколон, значит, что-то у него внутри не так. Мужик должен быть немного небрежен, даже неряшлив. Ему никому не надо нравиться – только самому себе! Понятно?

– Не совсем…

– Тогда приди ещё раз через денёк: я в этой теме большой специалист.

– Лучше Фрейда?

– Нет, наверное… Ведь он знает проблему изнутри.

– Как это понимать?

– Как хочешь – так и понимай! В следующий раз расскажу больше.

– Хорошо. Я зайду… На днях…

– Предварительно позвони… Вот мой номер.

Фролушкин вырвал из перекидного календаря листок с давно канувшей в Лету датой, черкнул на нём несколько цифр и расписался…

36

Небольшое столпотворение у парадного входа в мужское общежитие Ярослав, несмотря на близорукость, заметил издалека. А вот узнать возлюбленную в невысокой брюнетке, возбуждённо жестикулирующей среди молодых людей, закрывавших её широкими спинами, естественно, не смог.

За что чуть не поплатился…

Когда он приблизился к живому кругу, тот неожиданно расступился-рассыпался, и обезумевшая, как ему показалось библиотекарша, словно дикая тигрица, без прелюдий набросилась на своего «бесстыжего гулёну».

– Я тут всё общежитие подняла, а он жив-здоровёхонек!

– Что же мне, по-твоему, лучше сдохнуть?!

– А знаешь, это был бы достойный выход! – лучезарно улыбнулся Пчелов, неизвестно с какой стати затесавшийся в дружные студенческие ряды, после чего по-дружески хлопнул своего тёзку по плечу, да так, что тот еле удержался на ногах.

– Врежьте ему, как следует, братцы, – подстрекала ни на миг не умолкавшая Фигина. – Только по лицу не бейте: оптика нынче дорогая, всё равно мне покупать придётся! Ну, говори, где