– Да прекратите вы! Я у Фролушкина был. Кто не верит – вот его телефон, можете позвонить и убедиться, – он достал листок календаря и молча протянул Альметьеву – как-никак староста.

– И о чём вы говорили? – миролюбиво поинтересовался Николай.

– О любви. О боге. О нашей родной советской власти.

– Вот работёнка, ни днём ни ночью покоя нет, – сухо прокомментировал лейтенант.

Смысл его реплики не понял никто.

Только Плечов.

– Что ты имел в виду? – полюбопытствовал он, оставшись наедине с бывшим сослуживцем после того, как все остальные разбрелись по своим «норкам», а Фигина побежала в женское общежитие, находящееся через дорогу от мужского, за платком.

– А то ты не знаешь? – скорчил удивлённое лицо Вячеслав.

– Нет, конечно…

– Над твоим… моим… шефом сгустились тучи!

– Говори прямо, без обиняков, хватит играть в непонятную для меня игру!

– Хочешь прямо?

– Да. И быстрее, не то Ольга вот-вот вернётся.

– Недавно назначенный замнаркома Бельский, знаешь такого?

– Откуда?

– Шкура ещё та.

– А мне что с этого?

– …Вступая в должность, знакомился с начальниками всех подразделений и выразил недоверие товарищу Бокию, заявив, что будет докладывать в Инстанцию, то есть, по сути, лично товарищу Сталину, о том, что руководство 9-го отдела ГУГБ НКВД не справляется с поставленными задачами, более того, просто разворовывает народные средства под видом организации «различных авантюрных мероприятий, как то: экспедиция на Тибет или поиски Гипербореи» – я в последнее время память тренирую… по новой зарубежной методике, так что процитировал точно – можешь не сомневаться.

– Ну и что?

– А Глеб Иванович откровенно нахамил в ответ, мол, «что мне Сталин? Меня Ленин на это место поставил!»

– И зачем ты рассказал мне об этом?

– Да так просто… За такие выраженьица в нашем ведомстве наказание одно – к стенке!

– Мне-то что с того?

Последняя фраза повисла в воздухе, так как вернулась Фигина, и друзья решили не продолжать в её присутствии словесную перепалку.

– Ладно… Договорим в следующий раз! – подвёл итог Пчелов и, сняв тёплые кожаные перчатки, протянул другу вспотевшую под мехом ладонь. – Надеюсь, вы не будете возражать против того, чтобы наши встречи стали более регулярными?

– Нет, конечно, – заверила Ольга.

– Даже будем рады! – немедля согласился с любимой Ярослав. – До шестого февраля у нас каникулы – приходи хоть каждый день!

– Давай завтра. В шесть вечера.

– Идёт!

37

– Ну и где ты пропадал? – опять запричитала Фигина. (Причём по тому, каким тоном это было сказано, Плечов сразу понял: он прощён – окончательно и бесповоротно – любящие женщины отходчивы!)

– Сказал же, у Фёдора Лексеича…

– Почему не позвонил?

– Куда? В рельсу?!

– А я всю ночь не спала, за тебя переживала. Даже сердце щемить начало… Раньше-то мне и вовсе неведомо было, с какой стороны оно находится.

– С левой…

– Ты ещё и насмехаешься?

– Олечка, милая, родненькая, любимая, ну куда ж я от тебя денусь?

– Мало ли? Найдёшь опять какую-нибудь крысу-Анфису…26

(Против такого аргумента, являвшегося, по спортивной терминологии, ударом ниже пояса, Вячеслав возражать не посмел – ещё раньше, до знакомства с Фигиной, он крутил роман с однокурсницей Анфисой Берёзкиной, посему решил лучше промолчать.)

– Ну, чего притих? Промычал бы хоть что-нибудь в ответ!

– Люблю. Больше жизни тебя люблю.

– Так-то оно лучше… Я тоже.

– Готов исправиться и взять тебя замуж хоть сейчас.

– Погоди. Мы ведь уже не один раз говорили на эту тему.

– А чего ждать-то? Пойдём, распишемся – и вся музыка!

– Жить где будем?

– Квартиру снимем!

– За какие шиши?

– Да есть у меня небольшая заначка. Честное слово – есть.

– У тебя? Заначка?

– Так точно!

– И когда ты умудрился её собрать? Без родни, без отца, без матери…

– Ещё прошлым летом копить начать. Тогда я пахал, как проклятый, на стройке, если помнишь.

– Что-то не очень…

– Вот закончатся каникулы – и пойду разгружать вагоны. С Петровым.

– А сдюжишь?

– Запросто. Я ведь уже и в спортзал ходить начал, чтоб улучшить спортивную форму. На самозащиту. Вместе с Альметьевым. Уже две тренировки посетил.

– Нравится?

– Ещё как!

– Молодец. А не лучше ли попросить помощи у Ивана Константиновича? Пусть пригреет тебя в недрах Внешторга.

– Тоже неплохо. Да, кстати, откуда он тут взялся?

– Пришёл тебя проведать. А я с ребятами навстречу. Мы договорились: начнём действовать, если ты не вернёшься к тринадцати часам.

– Выходит, успел?

– Да… Задержка на пять минут не является опозданием, так, кажется, говорит наша обожаемая товарищ ректор?

– Анна Самойловна?27

– А то кто же!

38

24 января 1937 года начальник ЦУНХУ28 и, по совместительству, заместитель председателя Госплана СССР доктор экономических наук Иван Адамович Краваль доложил руководителям Советского государства о первых предварительных результатах переписи населения. Мол, всего в Стране Советов проживают 156 миллионов человек. Правда, без учёта спецконтингента (то есть бойцов НКВД и РККА), и находящихся в пути пассажиров.

А уже в середине марта Сталину и Молотову было направлено письмо ЦУНХУ СССР «О предварительных итогах Всесоюзной переписи населения», в котором утверждалось, что, цитирую: «Общая численность населения по переписи 6 января 1937 года составила 162 003 225 человек, включая контингенты РККА и НКВД. По сравнению с 1926 годом <…> численность населения увеличилась, таким образом, на 15 миллионов человек, или на 10,2 %, или в среднем на 1 % в год. Эти данные показывают, что прирост населения у нас значительно превышает темпы естественного прироста населения передовых капиталистических стран, как то: Англии (0,36 % в среднем за 9 лет с 1927 по 1935 год), Германии (0,58 %). Франции (0,11 %), США (0,66 % в среднем за пятилетие 1930–1934 гг.), равен итальянскому (1,02 %) и уступает лишь Японии (1,37 %)».

Такие результаты руководству страны, ожидавшему, по-видимому, более весомые цифры, явно не понравились.

И оно начало выискивать «вредителей»!

Первыми (уже 31 марта 1937 года!), попали под раздачу ответственные за подготовку и проведение опроса начальник Бюро переписи населения ЦУНХУ СССР Олимпий Аристархович Квиткин, начальник Сектора населения Михаил Вениаминович Курман, заместитель начальника Бюро переписи населения Лазарь Соломонович Брандгендлер (для простоты он часто пользовался сокращённой версией фамилии – Бранд).

Сам И. А. Краваль был арестован 31 мая 1937 года и впоследствии расстрелян.

Коснулись репрессии и центрального аппарата НКВД.

Ещё 29 января 1937 года бывший нарком Ягода (на самом деле Енох Гершевич Иегуда), первым получивший звание генерального комиссара госбезопасности, был отправлен в запас и переведён на работу в Наркомсвязь, а 3 апреля и вовсе арестован. Приблизительно в то же время (плюс-минус пару дней) взяли его заместителя Якова Самуиловича Соринсона, больше известного под фамилией Агранов, начальника 1-го отдела (охрана) ГУГБ НКВД Карла Викторовича Паукера, заместителей начальника Оперативного отдела ГУГБ НКВД СССР старших майоров Бориса Яковлевича Гулько и Захара Ильича Воловича.

Комиссар 3-го ранга Владимир Михайлович Курский застрелился, капитан Леонид Исаакович Черток покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна 7-го этажа…

В народе поговаривали,