— Проверяют. Очень осторожно. А вот с объявлением все оказалось просто. Человек приходит в редакцию. Ему, естественно, предлагают дать объявление и в местную газету. Ружье в Германии — вещь ценная. Многие захотят просто посмотреть, прицениться. Нет. Человек просит именно в столичную газету. Это вызывает подозрение. Он называет номер абонентского ящика. А это пароль. Его просят оставить свой адрес, он либо отказывается под предлогом того, что скоро уезжает, либо называет. Теперь представь, что объявление с паролем приходит в берлинскую редакцию. Агент узнает, что в такой-то город прибыл наш разведчик. Дальше дело техники.

— Не может быть! — удивилась Оля.

— За последний год было дано два таких объявления. Один человек бесследно пропал. А второго ты знаешь. Хороший улов. Задача Центра отследить связи профессора. Похоже, ты уловила самую суть. И он не просто вслепую дает информацию, а еще и пересылает подробную информацию.

— А как он вообще попал к нам? — Олю давно беспокоил этот вопрос.

— Самоход. То есть перебежчик. Такое иногда случается. Но обычно это коммунисты, подпольщики. А тут другое дело. Я не знаю подробностей. Важно другое — у горнила затаился враг. А разоблачают его с другой стороны. Да еще фактически ребенок, — Штерн грустно посмотрел на Олю.

— А что теперь будет со мной? — Оле, конечно, хотелось в Москву, теперь она мечтала об институте, о тихой жизни под боком у Анны Семеновны.

— Обратно тебе хода нет. Пока. Сейчас все границы усиленно контролируются. Ты, например, знаешь, что здесь объявлена мобилизация резервистов? Да-да. Четверть миллиона поставили под ружье. Охраняют Альпы. И даже поговаривают, что введут карточки на часть продовольствия. А нам надо разобраться с Лосем. Тебе легче, чем нам, выйти с ним на связь.

— Хорошо. Что я должна делать?

План господина Штерна был прост.

— Скорее всего, парень дал объявление, слежки не заметил, явка не состоялась, запасного выхода у него нет. Тут явный козырь у тебя: он зацепится за любого, кто вытащит его из этой передряги. Но! Не заметить, что за ним «хвост», сейчас уже просто невозможно. Значит, он или растерян, или уже работает на другую сторону. Предположим худшее. Он — предатель. Кого он может выдать? Нашего агента. Я имею в виду, что он уверил в этом своих новых хозяев. И они ждут, что, предположим, через одну-две недели снова появится агент. Это маловероятно. Потому что тогда его прятали бы где-нибудь на конспиративной квартире. Значит, они уверены, что Ангел и была нашим агентом. Тогда что остается?

— Что? — подала голос Оля.

— Они надеются, что мы сами выйдем на него. И правильно надеются. Нам ведь не нужны пресс-конференции с разоблачениями бывшего комсомольца.

— Он же ничего не знает…

— Не знает. Но на весь мир скажет, что его послали убить Адольфа или еще кого-нибудь. Понимаешь? Он же реальный человек. С биографией. Родителями. Друзьями. Институтом. Все будет правдиво.

— И что же делать?

— Его надо прощупать. Осторожно, чтобы не спугнуть. И сделаешь это ты.

В большинстве пивных существует негласное правило: мужчинам за пользование туалетом надо заказать кружку пива. Женщин пускают бесплатно.

— Сегодня я не пущу ее по нужде, а завтра она не отпустит ко мне своего мужа, — смеялись между собой владельцы пивных.

В маленьком приграничном городке, куда вернулся Миша, было много пивных. Иногда он заходил в одну из них — самую, по его мнению, дешевую. Деньги у него давно кончились. И Миша по дешевке продавал с себя одежду. Слежку за собой он обнаружил, только когда какая-то фрау выбросилась из окна. Он даже не понял, что это имело к нему прямое отношение. Но после два мужика неотступно начали ходить за ним. Оторваться от них ему не удавалось. Он заходил в проходной двор, но один из них уже шел ему навстречу. Он прятался в магазинах, кинотеатрах — все было безрезультатно. Миша приехал в этот городок, потому что отсюда начал свою неудавшуюся миссию. Он уже тысячу раз проклял свою глупую доверчивость. Его так ловко «обработали» в институте, что, только подписывая документы, он до конца понял, во что ввязался.

Язык он знал с детства — его бабка по матери была из прибалтийских немцев. Он и в Германию въехал как репатриант. И всего-то надо было встретиться с каким-то дядькой и забрать у него какие-то бумаги, после чего вернуться на исходную точку. Что проще? Но с самого начала все пошло не так. Теперь у Миши оставалась смутная надежда, что когда-нибудь эти «топтуны» отвяжутся и он начнет искать родственников бабушки, чей адрес — такой же относительный, как и их настоящая фамилия, — он помнил с детства.

В пивную Михаил пришел к вечеру. Запах колбасы и сосисок сводил его с ума. Есть на улице было дешевле, но горчица, которой щедро поливали сосиску, могла испачкать пальто, под которым уже ничего, кроме рубашки и брюк, не было. Перед ним поставили дымящийся боквурст, и какой-то добряк прислал ему огромную кружку пива.

— Господин отмечает рождение сына, — сообщил сосед. — Выпей за здоровье нового солдата.

— Прозит, — тихо сказал Миша и жадно припал к кружке.

— Эй, старина, налей ему еще, — крикнул добряк-папаша. — Он сосет пиво, как мой сынок мамкину сиську.

Все вокруг расхохотались. После второй огромной кружки Мише захотелось «отлить», и он пошел, пошатываясь, вниз по ступенькам, сжимая в руке жетон, заменяющий монету. Соглядатаи курили у входа в пивную.

«Стоят, суки, ждут меня…»

Оля вошла в туалет, как только Миша появился в пивной. Штерн помог девушке залезть на высокий подоконник и прикрыл ее занавеской. Это он щедро угощал всю пивную.

— Мужики иногда вытирают руки занавеской, но до тебя не достанут. Попробуй открыть окно изнутри — мне кажется, ты в него влезешь. Я спущусь вслед за Лосем. Как ты?

— Все хорошо.

Несколько грузных мужчин зашли по «своим делам», некоторые даже не включали свет, и чертыхались, когда горячая струя обдавала им ноги. Один действительно вытер руки о занавеску…

И наконец зашел Миша, запер двери, несколько раз проверил — достаточно ли крепко?

Только когда он застегнул брюки, Оля подала голос.

— Привет, Миша!

— Кто здесь? — прошептал по-русски Лось.

— Привет тебе от профессора, Миша, — негромко по-немецки проговорила Оля.

— Я, я… не понял…

— Говори по-немецки. Ружье продал? Хорошо заплатили? — продолжала спрашивать Оля, не высовываясь из укрытия.

Только тут Миша понял, откуда идет голос, и одним взмахом распахнул занавеску.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, путая немецкие и русские слова.

— Тебя жду, — спокойно ответила