было выговаривать русское имя и отчество на немецком.

— Ангел. Понятно. Я не знал об этом. И был удивлен. Хорошо. О твоем задании поговорим позже.

— Да… я…

— Извини, что перебиваю, Моника. Сейчас важно другое. Ангел переправила тебя лично?

— Да. С мужем и дипкурьерами.

— С вами еще кто-то ехал? — Штерн был настойчив.

— Думаю, что нет. Потому что нас встречали две машины из посольства, и Ангел сказала, что прикрывает курьеров, ну и меня.

— Это дословно?

— Да.

— Хорошо. Ты сохранила журнал?

— Конечно. Он в гостинице.

Оля окончательно успокоилась: тот, кто знал о журнале, был явно «свой» человек.

— Отдашь мне. Сейчас пойдешь в гостиницу. Соберись, расплатись, вызови такси. Поедешь вот по этому адресу, — Штерн протянул ей клочок бумаги с адресом. — Я встречу тебя там.

— Если вас не будет на месте? — уточнила Оля.

— Тогда долго копайся в сумке, как будто ищешь деньги. Не волнуйся, я буду на месте. Ты должна уложиться в сорок пять минут. Деньги есть?

— Двадцать четыре франка, — отрапортовала Оля.

— Вот тебе еще двадцать. Иди.

Оля старалась не бежать до гостиницы, удавалось ей это с трудом. Через сорок минут господин Штерн высадил ее из такси, и они зашли в какой-то двор, чтобы выйти на другую улицу и через десять минут снова оказаться в той же квартире.

— Журнал! — потребовал мужчина и стал торопливо его листать.

Он, видимо, нашел то, что искал, и удовлетворенно откинулся в кресле.

— У нас провал, — спокойно сообщил он Оле. — И мы не можем понять, что именно привело к нему.

Оля молчала. Она не совсем понимала, какое отношение это имело к ней…

— Вы должны были переправить меня на родину, — наконец решилась сказать она.

— О-о! Это теперь почти невозможно. Увы, моя девочка. Пока мы не знаем, что случилось, мы должны затаиться. Кроме того, как ты понимаешь, мы провалили задание. Центр ждет информацию, а не наши оправдания.

Оля вопросительно посмотрела на Штерна. Сейчас он не казался ей таким бравым как утром.

— Буду краток. Параллельно с тобой были заброшены еще двое. Как? Не знаю. Один из них должен был в Берлине получить бумаги от нашего агента и положить их в тайник. Больше ничего. Только Ангел лично знала агента. Тайник был мой, и очень надежный. Агент мог бы воспользоваться им сам, но раньше мы никогда так не рисковали. Ангел контролировала процесс. Это было ее решение. Перед самой встречей она, вероятно, увидела слежку. «Вели» новичка. И она выпрыгнула из окна магазина, где вела наблюдение за ними. Наш агент успел скрыться.

— Боже!

— В Центре уже знают о ее смерти. Но никаких объяснений мы им дать не можем. А главное, нет документов и ясности — за кем все-таки следили.

— Может, ее кто-то толкнул? — высказала предположение Оля.

— Исключено. Она разбила окно коленом. Агент, видимо, поднял голову, увидел ее и ушел. А она выбросилась из окна. Я знаю подробности из полицейской сводки, и от ее мужа, который ждал ее в машине. Он стал наблюдать за связным. Потом «передал» его нам.

— И что?

— Парень или абсолютный дурак, или его перевербовали. За ним ходят до сих пор. Он становится крайне опасен… для нас.

Мужчина замолчал.

— Ты обучалась в группе? — неожиданно спросил Штерн.

— Одна. Но люди там еще были. Мужчины, судя по запаху.

— У меня была надежда, что ты знаешь хоть кого-то и сможешь опознать. Хорошо. Сегодня отдыхай. Завтра утром мы поедем к границе. Чемодан возьмешь с собой. Кофе и галеты на кухне.

После ухода Штерна Оля впала в оцепенение. Она не могла представить, что Ангелины Васильевны больше нет.

«Как ей, наверное, было страшно, — думала девушка, — и больно. Бедный Дмитрий Трофимович. Он остался один. Они были такими дружелюбными, такими заботливыми…»

На рассвете за Олей зашел Штерн, и они выехали из Женевы. И ехали, почти не останавливаясь, весь день.

— Констанц — приграничный город. Здесь можно переходить почти бесконтрольно. Встреча была в Берлине. А теперь парень переехал сюда. Я покажу тебе его. Может, он клюнет на тебя. А я попробую отвлечь его «друзей». Улыбнись ему, но не переигрывай. Иначе еще и тебя придется выпутывать.

Довольно высокий парень шагал посередине улицы, привлекая внимание прохожих одеждой, слишком «взрослой» для него. За ним, не скрываясь, шли двое мужчин, от одного взгляда на которых хотелось перейти на другую сторону улицы.

— Сейчас он поравняется с машиной. Постарайся рассмотреть его. Мы отъедем на квартал, и ты пойдешь ему навстречу. Поняла? Что случилось?

— Я его знаю.

Оля наклонилась так, чтобы ее не было видно.

— Кто он? — тихо спросил Штерн, когда мужчины прошли мимо. — Не поднимай голову, они могут повернуться.

— Этот парень учился со мной в институте. Он был комсоргом. Я видела его пару раз. Его зовут… Миша. Да. Миша Лосев.

«Спасибо Олегу Михайловичу, — подумала Оля. — Даже об этом он предупредил меня».

— Уже лучше, — сказал Штерн, — Значит, из своих. Как он мог попасться? Думай, детка! Вы были где-то рядом. Вас учили одни и те же люди. Где он мог проколоться?

Они немного отъехали и вышли из машины. Ольга вдруг до мельчайших подробностей вспомнила и разговоры с Олегом Михайловичем, и занятия с профессором. И пока они прогуливались по скверу, Оля рассказывала.

— Немецким со мной занимался профессор из Германии. Думаю, «профессор» — это был псевдоним. На последнем занятии он попросил, если я вдруг попаду на его многострадальную родину…

— Так и сказал? — перебил Штерн.

— Да. Дословно. Надо было дать объявление для воскресной берлинской газеты из местной редакции того города, где я окажусь.

— Что именно? Не тяни.

— Продам одноствольное охотничье ружье в хорошем состоянии. Абонентский ящик 246. Профессор сказал, что так его дорогая женушка будет знать, что с ним все в порядке.

— Ты дала объявление?

— Нет.

— Почему?

— Много причин. Если честно, я и забыла про него. И профессор мне не нравился. И потом, какая женушка, если у него были амуры с буфетчицей?

— Ты рассказала своему куратору?

— Нет. В тот же день меня увезли с базы. Тайно. Понимаете? Никто не должен был знать об отъезде. Но буфетчица нас подслушивала. То есть она знала о дате отъезда. Это точно.

Штерн пожал плечами.

— Я спросила профессора, всех ли он просит об этом. И он сказал «да».

Оля понимала, что все еще не убедительна для Штерна.

— Скажите, — изменив тон, обратилась она к нему. — Вы слышите мой акцент?

— Однозначно. Поэтому ты здесь, а не, скажем, в Вене.

— А профессор не слышал. Не исправлял ошибки. Однажды