– А то как же! Знаешь одноногого негра, еще у него хозяинстарый мистер Брэдиш? Ну вот, он завел банк и сказал, что кто внесет одиндоллар, через год получит еще четыре доллара. Все негры внесли, только денег уних было мало. У меня много. Вот мне и захотелось получить больше четырехдолларов, я ему и сказал, что, если он мне столько не даст, я сам открою банк.Ну, а этому негру, конечно, не хотелось, чтоб я тоже заводил банк, двум банкаму нас делать нечего, – он и сказал, что если я вложу пять долларов, то в концегода он мне выплатит тридцать пять.

Я и вложил. Думаю: сейчас же пущу и эти тридцать пятьдолларов в оборот, чтоб деньги зря не лежали. Один негр, зовут его Боб, поймалбольшую плоскодонку, а его хозяин про это не знал; я ее купил и сказал, что дамему в конце года тридцать пять долларов; только плоскодонку украли в ту женочь, а на другой день одноногий негр объявил нам, что банк лопнул. Так никтоиз нас и не получил денег.

– А куда же ты девал десять центов, Джим?

– Сначала я хотел их истратить, а потом увидел сон, и во снеголос сказал мне, чтоб я их отдал одному негру, зовут его Валаам, а еслипопросту – Валаамов осел. Он и вправду придурковатый, надо тебе сказать. Зато,говорят, он счастливый, а мне, вижу, все что-то не везет. Голос сказал: «ПускайВалаам пустит десять центов в рост, а прибыль отдаст тебе!» Ну, Валаам деньгивзял, а потом в церкви услыхал от проповедника, будто кто дает бедному, тотдает богу, и ему за это воздается сторицей. Он взял и отдал деньги нищему, асам стал ждать, что из этого выйдет.

– Ну, и что же вышло, Джим?

– Да ничего не вышло. Я никак не мог получить деньгиобратно, и Валаам тоже не получил. Теперь уж я денег в долг никому не дам,разве только под залог. А проповедник еще говорит, что непременно получишь восто раз больше! Мне бы хоть свои десять центов получить обратно, я и то был бырад, и то было бы ладно.

– Ну, Джим, это еще не беда, раз ты все равно когда-нибудьразбогатеешь.

– Да я ведь и теперь богатый, коли рассудить. Я ведь самсебе хозяин, а за меня дают восемьсот долларов. Кабы мне эти деньги, я бы и непросил больше.

Мне захотелось еще раз пойти взглянуть на одно место,которое я приметил посредине острова, когда его осматривал; вот мы с Джимом иотправились и скоро туда добрались, потому что остров был всего в три мили длинойи в четверть мили шириной.

Это был довольно длинный и крутой холм, или горка, футов всорок высотой. Мы еле-еле вскарабкались на вершину – такие там были крутыесклоны и непролазные кустарники. Мы исходили и излазили все кругом и в концеконцов нашли хорошую, просторную пещеру почти на самом верху, на той стороне,что ближе к Иллинойсу. Пещера была большая, как две-три комнаты вместе, и Джиммог стоять в ней выпрямившись. Внутри было прохладно. Джим решил сейчас жеперенести туда наши вещи, но я сказал, что незачем все время лазить вверх ивниз.

Джим думал, что если мы спрячем челнок в укромном месте иперетаскаем все пожитки в пещеру, то сможем прятаться здесь, когда кто-нибудьпереправится на остров, и без собак нас нипочем не найдут. А кроме того, птенцынедаром предсказывали дождь, так неужели я хочу, чтобы все промокло?

Мы вернулись, взяли челнок, подплыли к самой пещере иперетаскали туда все наши вещи. Потом нашли такое место поблизости, где можнобыло спрятать челнок под густыми ивами. Мы сняли несколько рыб с крючков, опятьзакинули удочки и пошли готовить обед.

Вход в пещеру оказался достаточно широк, для того чтобывкатить в нее бочонок; с одной стороны входа пол немножко приподнимался, и тамбыло ровное место, очень удобное для очага. Мы развели там огонь и сварилиобед.

Расстелив одеяла прямо на полу, мы уселись на них ипообедали. Все остальные вещи мы разместили в глубине пещеры так, чтоб они былипод рукой. Скоро потемнело, и начала сверкать молния, загремел гром; значит,птицы-то оказались правы. Сейчас же полил и дождик, сильный как из ведра, атакого ветра я еще никогда не видывал. Это была самая настоящая летняя гроза.Стало так темно, что все кругом казалось черно-синим и очень красивым; а дождьхлестал так сильно и так часто, что деревья чуть подальше виднелись смутно и какбудто сквозь паутину; а то вдруг налетит вихрь, пригнет деревья и вывернетлистья светлой стороной, наизнанку; а после того поднимется такой здоровыйветер, что деревья машут ветвями, как бешеные; а когда тьма сделалась всегочерней и гуще, вдруг – фсс! – и стало светло, как днем; стало видно на сотнюшагов дальше прежнего, стало видно, как гнутся на ветру верхушки деревьев; ачерез секунду опять сделалось темно, как в пропасти, и со страшной силойзагрохотал гром, а потом раскатился по небу, все, ниже, ниже, словно пустыебочки по лестнице, – знаете, когда лестница длинная, а бочки сильноподскакивают.

– Вот это здорово, Джим! – сказал я. – Я бы никуда отсюда неушел. Дай-ка мне еще кусок рыбы да горячую кукурузную лепешку.

– Ну вот видишь, а без Джима тебе пришлось бы плохо. Сиделбы ты в лесу без обеда да еще промок бы до костей. Да, да, сынок! Куры ужзнают, когда дождик пойдет, и птицы в лесу тоже.

Дней десять или двенадцать подряд вода в реке всеподнималась и поднималась и наконец вышла из берегов. В низинах остров залиловодой на три-четыре фута, и иллинойсский берег тоже. По эту сторону островарека стала шире на много миль, а миссурийская сторона как была, так и осталасьв полмили шириной, потому что миссурийский берег – это сплошная стена утесов.

Днем мы ездили по всему острову на челноке. В глубине лесабыло очень прохладно и тенисто, даже когда солнце жарило вовсю. Мы пробиралиськое-как между деревьями, а местами дикий виноград заплел все так густо, чтоприходилось подаваться назад и искать другую дорогу. Ну, и на каждом поваленномдереве сидели кролики, змеи и прочая живность; а после того как вода постояладень-другой, они от голода сделались такие смирные, что подъезжай и прямо хотьруками их бери, кому хочется; только, конечно, не змеи и не черепахиэтисоскакивали в воду. На горе, где была наша пещера, они кишмя кишели. Если бы мызахотели, то могли бы завести себе сколько угодно ручных зверей.

Как-то вечером мы поймали небольшое звено от плота – хорошиесосновые доски. Звено было в двенадцать футов шириной и в пятнадцать –шестнадцать футов длиной, а над водой выдавался дюймов на шесть, на семьпрочный ровный настил. Иной раз мы видели днем, как мимо проплывали бревна,только не ловили их: при дневном свете мы носу не показывали из пещеры.