это похоже на правду. Мы же не планировали устроить умопомрачительный секс на одну ночь. Просто так получилось, и я ни секунды об этом не жалею.

Но это не значит, что он выиграет пари. Я по-прежнему категорически против Рождества, но я за секс.

— Все началось с того, что он нарядился сексуальным дровосеком. Ладно, на нем был старый хенли и потертые джинсы, обтягивающие его задницу, и я изо всех сил старалась сосредоточиться на том, что я делала, а я помогала ему украшать елку, но потом наступил этот момент… уф, я не знаю, Кэсси. Он такой горячий.

Кэсси качает головой, ее длинные рыжие волосы падают вокруг нее занавесом.

— Ты вернешься в Нью-Йорк меньше чем через неделю, Квинн. Это ужасная идея. Что, если ты начнешь испытывать к нему более глубокие чувства?

Я хмурю брови от ее слов.

— Ни в коем случае. Никогда. Во-первых, я сильнее этого, во-вторых, это просто секс. Бессмысленный, хотя и невероятный секс. Ничто не помешает мне сесть на самолет и вернуться домой после обязательных праздничных мероприятий, ясно?

Она не выглядит убежденной, но все равно кивает.

— Мне нужно вернуться к работе. Еще три дня, и я уеду отсюда до Нового года. Держи меня в курсе, хорошо? И, пожалуйста, ради Деда Мороза, думай мозгами, а не вагиной, хорошо?

— Конечно, — я машу ей и завершаю разговор, бросая телефон рядом с собой на диванную подушку, пока обдумываю ее слова.

Если двое взрослых людей занимаются сексом по обоюдному согласию, это не значит, что в этом должны быть замешаны чувства.

Через несколько минут мой телефон звонит. Я опускаю взгляд, вижу на экране имя Паркера Гранта и резко сажусь.

Не могу перестать думать о тебе после прошлой ночи. Заехать за тобой в восемь для второго дня?

Второй день?

Я стону и опускаюсь на диван. Опять рождественские пытки?

Я даже не пытаюсь понять, что он думает обо мне. Нам нужно четко поговорить о том, чем была и чем не была прошлая ночь, и я коротко отвечаю.

Договорились.

Остаток дня я провожу с мамой и Оуэном, устанавливая все украшения на улице, включая надувного Санту высотой в десять футов, со всеми восемью оленями и Рудольфом во главе. К тому времени, когда мы заканчиваем, я отвратительна и вся в грязи, а мои ботинки промокают насквозь.

Я бросаюсь наверх и быстро принимаю душ, не забывая отшелушить и побрить все участки тела, до которых могу дотянуться, на случай, если мне случайно доведется провести еще одну ночь умопомрачительного секса с Паркером, а затем не спеша завиваю волосы и наношу макияж.

Не то, чтобы у меня было какое-то намерение повторить. Ну, я думаю.

Я понятия не имею, что Паркер готовит на сегодняшний вечер, поэтому выбираю джинсы и толстый свитер в сочетании с сапогами до колен.

Накидываю пальто и шарф, затем беру шапку, чтобы положить ее в сумку. Снова идет снег, толстый белый слой покрывает землю, температура на улице падает.

Когда уже почти восемь, я спускаюсь вниз и застаю маму, Оуэна и Кэри за столом в столовой, играющих в «Эрудит».

— Куда это ты собралась так поздно? — спрашивает Оуэн с коварной ухмылкой на лице, которая напоминает мне о том времени, когда мы были подростками.

— Я встречаюсь с другом за ужином.

— В восемь часов? — скептически спрашивает он.

Мама толкает его, качая головой.

— Оуэн Майкл, оставь свою сестру в покое. Клянусь, ты обращаешься с ней так, будто она еще ребенок, она уже совсем взрослая.

Я скрещиваю руки на груди.

— Да, в восемь часов, если хочешь знать. Я вернусь поздно, не ждите меня.

Только я собираюсь захлопнуть входную дверь, как слышу мамин оклик.

— Твой комендантский час — час ночи, милая!

Как будто она только что не сказала моему брату, чтобы он перестал обращаться со мной как с ребенком. Господи, да я уже взрослая.

Я не должна удивляться, даже если и взрослая. Оуэн был моим защитником всю мою жизнь, и, очевидно, не перестанет, даже когда мне будет за сорок.

К счастью, грузовик Паркера подъезжает к обочине ровно в восемь часов, спасая меня от того, чтобы замерзнуть на крыльце.

Он обходит грузовик, засунув руки в карманы, и смотрит на меня с ослепительной улыбкой, от которой у меня замирает сердце.

Прислонившись к пассажирской стороне, он скрещивает руки на груди и ждет, пока я дойду до него по дорожке.

— Привет, — говорю я, задыхаясь от стука своего сердца.

Меня не должно так трогать его присутствие. Паркер Грант заставляет меня снова почувствовать себя подростком, пробуждая старые чувства и заставляя мое сердце биться в груди.

— Привет, — отвечает он, притягивает меня к себе и целует в щеку, после чего открывает пассажирскую дверь, чтобы я могла залезть внутрь. Оказавшись внутри, он поворачивается и смотрит на меня, стягивая с головы серую шапочку.

— Уже любишь Рождество, Квинни?

— И не надейся.

Смеясь, он заводит машину и выезжает на улицу, ведущую на юг. Мы едем в комфортном молчании, никто из нас не чувствует необходимости завязывать разговор.

— Мы можем поговорить…

— Насчет прошедшей ночи…

Мы оба начинаем одновременно.

Я смеюсь, поворачиваясь к нему лицом, когда он издает низкий, хрипловатый смешок, который я чувствую в глубине своего живота.

— Да, я хотел бы поговорить об этом, — говорит он наконец. Я хочу, чтобы он посмотрел на меня, но мне также нравится, что я могу наблюдать за его профилем. Сильный наклон его острой челюсти, крепкие мышцы шеи. Немного щетины вдоль челюсти, спускающейся вниз.

Мне это нравится. Так он выглядит еще более суровым, еще более похожим на дровосека, о котором я шутила с Кэсси.

По правде говоря, он мне нравится в таком виде, почти так же, как и в пиджаке и галстуке.

— Слушай, если ты хочешь сделать вид, что этого не было, я не против и не обижусь. Не хочу, чтобы между нами было что-то странное или неловкое, тем более что ты — лучший друг Оуэна. У людей постоянно случаются свидания на одну ночь, и мы могли бы стать такими людьми. Дай себе волю и никогда больше не говори об этом, — говорю я просто.

Меня удивляет то, что Паркер выглядит почти… оскорбленным моими словами. Складка между его бровями углубляется, а челюсть напрягается.

Внезапно он съезжает на обочину шоссе и останавливает машину. Он глушит двигатель, затем поворачивается ко мне лицом.

— Это не то, чего я хочу, Квинн. И, честно говоря, меня бесит,