— Николай Данилович, все ясно! Девочки улетели к отцу.

Ряховский посмотрел на нее.

— Никто его не видел. Нигде не зафиксировано, чтобы он приезжал в Петропавловск или уезжал.

— Вам ли не знать, как легко подделать документы и отчеты! Насколько влиятельный у них отец? — Следователь прислушался. По тому, как он прищурил глаза, ей стало ясно: ему интересно, что она говорит. — Мать девочек работает в газете «Единой России». Вам же это известно, да? Дети таких родителей не пропадают просто так. Но если у отца есть более серьезные связи…

— Он инженер, — ответил лейтенант.

— Инженер, который живет в Москве, — уточнила Валентина. — Значит, богатый. Там у всех все под контролем. При этом с Камчатки, значит, знает, кому у нас дать на лапу. Мог забрать детей днем, отвезти машину в гараж и сесть на лодку. А потом на частный самолет.

Следователь понизил голос:

— Коррупция.

— И ничего больше. Где это видано, чтобы после такого громкого похищения наступила полная тишина? Есть свидетели, но они не хотят говорить. Их заставили замолчать, им заплатили.

— Кому-то в нашем городе все известно о похищении, — сказал Ряховский. — Я постоянно об этом твержу генерал-майору. И отцу девочек…

— Именно! Вы совершенно правы, кто-то должен знать. Проверьте московских друзей их отца, начните с тех, у кого достаточно власти, чтобы провернуть подобное дело. Так вы найдете сестер. Они дома у отца.

Следователь смотрел на нее в упор. Одно воспоминание о том взгляде согревало ее. Муж только и делал, что приносил домой сплетни, а Валентина по-настоящему помогала следствию. Как она могла забыть: она главная на работе и дома. У нее есть власть.

Приготовить ужин, съездить на дачу, а потом позвонить следователю. Сестер найдут, а коллеги зауважают ее. Валентина представила себе будущее, в котором на груди больше нет волдыря.

Она сосредоточилась на этом образе. Все снова станет как прежде. Кожа будет гладкой. Останется крохотный шрам, но и он заживет к следующему лету. Бумаги намокли в потных ладонях, кушетка прогнулась под ее весом. Женщина пробовала повторять себе, что все будет хорошо.

Наконец в дверь постучали. Радужное видение развеялось.

— Войдите, — сказала Валентина. Дверь открылась.

Врач поприветствовала ее и отвернулась к пустому столу и закрытым шкафам.

— Раздевайтесь. Полностью.

Валентина крепче сжала бумаги. Влажные края смялись. Она встала, убрала листы в сумку и закрыла ее. Уже чувствуя себя наполовину голой без пластыря, стала снимать одежду. Стянула сапоги и носки и поставила их в угол рядом с сумкой, потом сложила шарф с пиджаком и положила сверху. Свитер, блузка, брюки. Валентина стояла спиной к врачу, та молчала. Чем скорее она разденется, тем быстрее закончится осмотр и можно будет ехать домой. Расстегнула лифчик. Тепло хлопкового белья в полоску упало ей на ладони. Она быстро сняла и трусы, завернула в лифчик и положила этот самодельный кулек поверх остальной одежды.

Валентина снова села на кушетку. Кожей ощутила шероховатую поверхность.

Как только она устроилась, врач повернулась к ней. Белый халат, синяя шапочка.

— С вами никого нет?

Валентина покачала головой. Врач спросила:

— Сменное белье не взяли? Сорочку, например? Ладно, ничего страшного. Это неважно.

Врач стояла так близко, что они ощущали запах друг друга. От нее резко пахло дезинфицирующими салфетками, холодным воздухом, приторным фруктовым ароматом бальзама для губ, а Валентина покрылась потом от волнения. Она сегодня не обедала. В животе пусто; она как коробка, дрейфующая на морских волнах. Врач склонилась и осмотрела волдырь, потрогала его сухими пальцами. Потом аккуратно прощупала шею, линию челюсти, кожу за ушами. Пальпировала грудную клетку, долго давила на правую подмышку.

— Что со мной? — спросила пациентка.

— Мы пока не знаем.

Валентина вгляделась в лицо врача — вдруг распознает обман?

— Доктор Попков сказал, дело серьезное.

— Кто сказал?

— Мой лечащий врач из клиники. Он меня направил к вам.

Доктор выпрямилась. Даже сгорбившись и сидя на кушетке, Валентина была выше. У врача розовые губы и круглые щеки — не лицо, а наливное яблочко; несмотря на миловидность, пальпировала она сильно.

— Все верно. Мы удалим новообразование, — ответила она. — Идемте со мной.

Валентина встала со стола и направилась к сложенным в углу вещам.

— Оставьте вещи здесь. В палате должно быть стерильно.

Однако Валентина была совершенно голая, от обвислой шеи до озябших ног. Все на виду: волдырь, груди, попа, лобковые волосы. Палата — это не спальня и не баня. Даже муж никогда не видел ее такой — без одежды в свете флуоресцентных ламп. В соленом поту. Больную раком — у нее ведь может быть рак! Голая пациентка в областной больнице.

Сколько дверей она открыла на пути в этот кабинет? Не помнит. Валентине захотелось вернуться к той медсестре в регистратуре, местной женщине, — та хотя бы смотрела с сочувствием. Интересно, тех мужчин, что ждут внизу, тоже отвели в кабинет на осмотр? Или они все еще сидят в коридоре, сгорбленные, пожелтевшие?

— Я не ослышалась? — спросила Валентина, стуча зубами.

— В палате нужно сохранять стерильность, вы не взяли сорочку. Тут всего несколько метров. Идемте, — врач была непреклонна, она уже двинулась к выходу.

А Валентина — нет.

— Может, я хотя бы…

Врач открыла дверь.

— Можно взять пиджак?

Доктор покачала головой:

— Не время скромничать. Вас ждут в операционной.

Голая Валентина вышла в коридор с красными контейнерами следом за врачом. Если пойти прямо, они попадут в помещение, которое еще совсем недавно пустовало, а сейчас там может быть что угодно. И кто угодно. Нет, они свернули налево, к двойным дверям. Паспорт, деньги, ключи, одежда — Валентина оставила все в кабинете. Она прикрыла грудь рукой, но воздух холодил бедра и ляжки. Врач не обращала внимания.

Валентина держалась изо всех сил. Пройти всего пару метров. Под ногами грязь. Сколько неопрятных тел прошло здесь до нее? Неужели ее знакомые попадали в операционную точно так же: голыми и озябшими? Беспомощными. Даже бабушка умерла с большим достоинством.

Пациентка схватила себя за плечи. Сжала мышцы, остановила эту мысль. Умерла. Нет. Бабушка умерла, но Валентина не умрет, у нее есть работа, семья, неоконченные дела, несделанные звонки. У нее в жизни все правильно, а трагедии случаются с другими.

И все же она идет в операционную. С годами мизинцы на ногах искривились. Мама всегда говорила надевать дома тапочки, чтобы не разносить грязь и не заболеть. Мама предупреждала: холод проникает в тело по ногам. Из-за этого потом женщина не может иметь детей, так говорила мама. Валентина повторяла те же слова Диане, а еще учила не заговаривать с незнакомцами и правильно дружить. Семья превыше всего, повторяла Валентина. Наверное, теперь не стоит волноваться о том, что ногам холодно.