он останется здесь на зиму. Он остановился у Портера Грира.

Все признали, что это был тревожный поворот событий. Портер Грир жил примерно в двадцати пяти милях к югу от Уиттакера и зарабатывал на жизнь похищением беглецов. Он уже сам по себе представлял достаточную угрозу; в тандеме с Шу и его бандитами он представлял еще большую угрозу для работы Дороги.

Брэнтон Хаббл сухо заметил:

— Жаль, что с ними не может случиться организованный несчастный случай.

Преподобный одарил Брантона неодобрительным взглядом. Брантон Хаббл и растущий процент аболиционистов придерживались мнения, что только насильственная конфронтация заставит правительство объявить вне закона содержание мужчин и женщин в рабстве. До 1840 года многие аболиционисты, как черные, так и белые, рассматривали аболиционизм как пацифистское начинание. С принятием в 1850 году Закона о беглых рабах и появлением похитителей, сеявших ужас по всему Северу, многие члены комитета бдительности встречали ловцов рабов с оружием в руках. Даже Фредерик Дуглас, долгое время выступавший за ненасильственный подход к отмене рабства, публично высказался в поддержку тех, кто возьмется за оружие, чтобы покончить с рабством.

Преподобный Адамс сказал:

— Брэнтон, я прошу тебя не прибегать к насилию.

— А вы собираетесь сказать Гриру и Шу то же самое, преподобный Адамс? — спросил в ответ Брэнтон.

Двое мужчин и раньше спорили из-за различий в подходах. Преподобный по-прежнему считал, что молитва ценнее оружия. Брэнтон был с ним не согласен.

Эстер почувствовала, как в комнате нарастает напряжение.

— Джентльмены, не могли бы мы отложить этот разговор до следующего раза, пожалуйста? Сейчас у нас есть более важные вопросы для обсуждения.

Оба мужчин незаметно кивнули, и разговор на собрании вернулся к предательству Даниэля. Эстер спросила:

— Брэнтон, может ли в Ордене быть предатель?

— Я полагаю, это возможно. На данный момент я предлагаю нам не отвечать на запросы Ордена о местонахождении Черного Дэниэля. Если Черный Дэниэль решит, что хочет, чтобы о его присутствии узнали, он скажет нам.

Все согласились.

На улице уже стемнело, когда собрание и репетиция хора подошли к концу. Брэнтон Хаббл проводил Эстер до ее телеги, припаркованной возле церкви. Они всегда были близкими друзьями. Большую часть жизни Эстер он любил ее тетю Кэтрин издалека, но никогда не давал волю своим чувствам из уважения к жене, все еще находящейся в рабстве в Кентукки.

— Эстер, черный Дэниел доставляет тебе какие-нибудь проблемы?

— Сначала да, все время рычал на меня. Сейчас, когда он выздоравливает, у нас дела идут немного лучше.

— Что он за человек?

— Упрямый.

Брэнтон улыбнулся.

— Что ж, если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать.

— Я так и сделаю.

Она взялась за поводья, но голос Брэнтона остановил ее.

— И, Эстер, будь очень осторожна, если собираешься и дальше перевозить пассажиров. Шу и его люди, похоже, особенно злобные.

— Не волнуйся. Я сомневаюсь, что смогу что-либо предпринять, пока Черный Дэниел здесь.

Эстер натянула поводья и отправилась в путь.

Вернувшись домой, Эстер заглянула к Галену. Она ожидала, что он спит, но была удивлена, увидев, что он лежит на койке с открытыми глазами. Он повернулся к ней лицом и улыбнулся.

— Добрый вечер, мисс Уайатт.

— Добрый вечер, Гален. Я думала, ты уже спишь.

— Я надеялся, что ты зайдешь рассказать мне о встрече.

Эстер заметила, что в комнате прохладно.

— Тебе здесь не холодно?

Она подошла к печке и подбросила в нее дров.

— Я спал в более холодных местах, — ответил он.

— Стоит переселить тебя в дом. В тепле ты быстрее поправишься.

Он улыбнулся.

— Ты пытаешься ускорить мое выздоровление, чтобы избавиться от меня, мисс Уайатт?

Его поддразнивание заставило ее опустить глаза, а затем невинно сказать:

— Я просто подумала, что тебе там, возможно, будет удобнее.

Он рассмеялся, и она впервые услышала, чтобы он смеялся так громко, и ей понравился этот звук.

Гален сказал:

— Мне и здесь хорошо. В доме меня могут увидеть.

— Никто тебя не увидит. На много миль вокруг нет ни одного дома. Кроме того, Шу скрывается к югу отсюда, в Монро.

— Я беспокоюсь не о Шу, а о добропорядочных жителях этого города.

Эстер покачала головой, услышав, что он продолжает сомневаться в надежности ее соседей.

— Несколько добропорядочных граждан, которые знают о твоем присутствии здесь, поклялись обеспечить твою безопасность. Доверься нам.

Когда он не ответил, Эстер добавила:

— Гален, я знаю, мы для тебя незнакомцы, но разве ты не являешься незнакомцем для людей, которых отвозишь на север?

Он кивнул.

— Итак, если они могут доверять тебе, то и ты должен довериться нам. Поверь мне, в доме ты поправишься быстрее.

— А как же твоя репутация? Не начнут ли какие-нибудь старые церковные сволочи крякать, что ты скомпрометирована?

— Я не знаю, откуда ты родом, Гален, но, работая на Дороге, мы, женщины, не всегда можем позволить себе роскошь беспокоиться о своей репутации, когда нужно выполнять работу.

Она помолчала, затем добавила:

— Кроме того, преподобный из церкви знает, что ты здесь, и даже если бы он этого не знал, я считаю, что репутация рабства запятнана гораздо больше, чем моя когда-либо будет.

Гален заметил вспышку решимости в ее глазах. Он вздохнул, явно сдаваясь.

— Хорошо, мисс Уайатт. Ты победила.

Эстер торжествующе улыбнулась.

На следующий день Эстер показала Галену комнату на чердаке.

— Эта комната была построена моим прадедушкой Эллисом, — объяснила она. Она переступила порог и раздвинула шторы и открыла окна, чтобы впустить свежий воздух и свет. Утреннее солнце осветило изящные панели из темного дерева, которыми были обшиты стены от пола до потолка.

Гален огляделся. В большой спальне по всему периметру были большие окна. Деревянные полы и стены блестели от того, с какой заботой о них заботились. В комнате стояла большая кровать с балдахином. Кровать с балдахином, самая большая из тех, что Гален видел за последнее время, несомненно, обеспечила бы ему более спокойный сон, чем тонкий тюфяк на койке в подвальной комнате. В комнате также был письменный стол, прекрасно отполированный шкаф и отгороженная зона, которая, как он предположил, скрывала удобства.

— Все это дерево напоминает мне корабль.

Эстер согласилась.

— В молодости он был подмастерьем на китобойном судне. После войны он приехал в Мичиган и плавал по озерам на торговом судне. Он любил море.

Взгляд Галена скользнул по большой черной ванне для купания, инкрустированной перламутром. Его внимание привлекла ее экзотическая красота.

— Где ты ее приобрела? — спросил он, подходя, чтобы рассмотреть ее поближе. Работа была изысканной, а окружность ванны казалась достаточно большой, чтобы в ней мог удобно разместиться мужчина его комплекции.

— Мой дед