Его записка казалась вполне невинной — в сообщении говорилось о заказе пиломатериалов и гвоздей, — но Эстер предположила, что это шифр. После этого Эстер заглянула в пансион Кейт Белл пообедать, после чего немного посидела и посплетничала с женщинами в гостиной Кейт. Большинство сплетен крутилось вокруг Бетани Энн Лавджой, семнадцатилетней дочери члена Комитета бдительности Уильяма Лавджоя. Бетани Энн сбежала из дома, чтобы не выходить замуж за подобранного ее отцом жениха, делового партнера средних лет по имени Джон Ройс. Слухи о том, что она исчезла в ночь перед свадьбой, дошли до самого Детройта. С тех пор о ней никто ничего не слышал. Лавджой потратил целое состояние на строительство одного из самых больших и величественных домов в округе для проживания молодоженов, но после бегства Бетани Энн он остался пустым.

К тому времени, как Эстер добралась до дома, уже сгустились вечерние сумерки. Она поставила телегу в сарай, а затем вошла в дом. На кухонном столе она обнаружила записку, оставленную Би, в которой говорилось, что нитки с бока Галена были сняты. Рядом с запиской лежал копченый окорок, который любезно передал через Би Брэнтон Хаббл, и два ломтика бекона. Эстер мысленно поблагодарила соседей за щедрость и поднялась наверх, чтобы позвать Галена. Не получив ответа, Эстер решила, что он спит. Она решила приготовить ужин, а затем подняться наверх и проведать его.

Осторожно держа поднос с едой для Галена, Эстер тихонько постучала в дверь мансарды и вошла, когда он позвал. Она застала его нежащимся в большой ванне из черного фарфора, принадлежавшей ее дедушке. Вид его золотистой обнаженной груди, возвышающейся над водой, привел ее в такое смущение, что она тут же повернулась к нему спиной.

— Я думала, ты сказал «войди»! — выдохнула она.

Гален не смог сдержать улыбки, увидев, как она смутилась, но сказал правду:

— Это я должен извиниться. Теплая вода так убаюкала меня, что я забыл, где нахожусь. Я отозвался на твой стук, не задумываясь.

— Ты хочешь сказать, что обычно приглашаешь женщин, когда принимаешь ванну?

— Когда-то для меня не было ничего необычного в том, что пригласить женщину принять со мной ванну.

Глаза Эстер расширились.

Гален усмехнулся про себя, жалея, что не может видеть выражение ее лица. Он догадался, что шокировал ее своим откровением, хотя это и не входило в его намерения. Он должен был помнить о том, какую уединенную жизнь она, вероятно, вела.

Эстер была действительно шокирована — как тем, что обнаружила его в ванне, так и неожиданным признанием. Она знала, что мужчинам позволено вести свою жизнь так, что это выходит далеко за рамки строгих правил поведения женщин, но стала бы женщина с хорошей репутацией резвиться с мужчиной в ванне? Ей стало интересно, каким человеком на самом деле был Гален и в каких кругах общества он вращался, когда не был Черным Дэниелом. Все еще стоя к нему спиной, она сказала:

— Я просто оставлю поднос здесь, у двери, и вернусь за ним позже.

Его мягкий голос остановил ее.

— Мне показалось, или я действительно увидел две тарелки на этом подносе?

В комнате, казалось, стало очень тепло, и Эстер виновато посмотрела на две тарелки и два серебряных прибора, а затем сказала:

— Я… подумала, что тебе будет приятно иметь компанию. Ты был сегодня весь день совсем один и…

— Я был бы рад этому, — ответил он таким нежным тоном, что у нее участился пульс.

Эстер запнулась.

— Тогда я… выйду… чтобы ты мог…

— Тебе нет необходимости уходить. Если ты просто будешь стоять, как стоишь…

Комнату наполнил звук льющейся воды. Эстер на мгновение забыла об осторожности и инстинктивно повернулась на звук. Увидев, что он собирается вылезти из ванны, она снова ахнула и обернулась.

Его тихий смех за спиной только усилил ее смятение. Он усмехнулся:

— Я же сказал тебе стоять смирно.

Она возразила в свое оправдание:

— Я понятия не имела, что ты…

Снова послышался звук льющейся воды, и она застыла, как вкопанная. Мгновение спустя он прекратился, и за ним последовали звуки его тихих шагов позади нее. Справа от Эстер стояло большое дубовое зеркало. Она безуспешно боролась с неподобающим для леди желанием взглянуть на то, что могло в нем отразиться. Он стоял у зеркала спиной к ней, вытираясь фланелевой простыней. Ее взгляд медленно скользил по золотистым мышцам, перекатывающимся по его спине и плечам, затем опустился ниже, к мощным бедрам. Шокированная таким бесстыдным нарушением правил хорошего тона, она подняла глаза, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела, что он, в свою очередь, наблюдает за ней. Шокированная, она поспешно отвела взгляд.

Гален весело заметил:

— Это вполне естественное любопытство, Индиго, — хотя он и задавался вопросом, что делать с естественным возрастанием его мужского достоинства, вызванным ее невинным вуайеризмом.

— Может быть, когда-нибудь ты дашь мне возможность удовлетворить мое собственное любопытство…

Его голос звучал так горячо, что Эстер задрожала. Ей не хватало опыта даже для того, чтобы начать формулировать ответ на столь интимную просьбу.

Она почувствовала облегчение, когда он наконец сказал:

— Теперь ты можешь повернуться.

На нем были простые рубашка и брюки, но образ его обнаженного тела запечатлелся в памяти Эстер.

— Может быть, нам стоит поужинать внизу? — предложила она.

— Где тебе наиболее комфортно.

Она отвела взгляд от его властного взгляда и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Эстер недоумевала, почему в комнате вдруг стало жарко, как в июле, и почему, глядя на него, она снова почувствовала покалывание. Она знала почему. Несмотря на все свои предыдущие отрицания, она понимала, что ее влечет к Галену.

Внизу, за столом, Эстер говорила себе, что не чувствует тепла его тела, согревавшего ее, когда расставляла тарелки, но знала, что лгала. Жар был таким же ошеломляющим, как и воспоминания о его дерзко выраженном желании увидеть ее обнаженной.

Гален опустил взгляд на ее руки, когда она ставила перед ним тарелку, и подавил желание погладить тыльную сторону, окрашенную в цвет индиго, и маленький отрезанный палец. Он знал, что не должен позволять себе воображаемых прикосновений к ней, потому что очень скоро он исчезнет из ее жизни, но чем больше он отказывал себе, тем сильнее становилось желание. К счастью, она захотела поесть за столом. Атмосфера в комнате наверху была душной и напряженной. Он почувствовал это и был уверен, что она тоже. Правила приличия требовали, чтобы она не оставалась в его комнате одна. Правила приличия также требовали, чтобы он не делал ничего, что могло бы подорвать ее