гор. Вчера мы приехали поздно вечером, так что он не заметил окружающую красоту. Он изучал ее, как художни: взгляд перебегал от детали к детали, задерживаясь, чтобы запомнить, прежде чем двинуться дальше. — Здесь потрясающе.

— Я здесь родилась. Это мой дом.

Похоже, на Никсона это произвело впечатление и даже внушило благоговение. Я не смогла сдержать улыбку. Это был не тот Никсон, к которому я привыкла, против которого была хорошо защищена. У меня не было никакой защиты, когда дело касалось этой его более мягкой, доступной стороны, и, что еще хуже, я хотела сохранить это выражение на его лице. Он нуждался в этом перерыве гораздо больше, чем я. Я хотела показать ему жизнь за пределами музыкальной индустрии, хотя и знала, что моя работа — сунуть ему в руки гитару и требовать больше новых песен.

— Покажи мне, — сказал он низким скрипучим голосом.

Он прочитал мои мысли?

— Что? — я перестала раскачиваться.

— Покажи свой дом, — он засунул руки в карманы.

Я прикусила губу и мысленно пробежалась по списку способов, которыми он мог попасть здесь в неприятности. На самом деле их было не так уж много, особенно в субботу утром.

— Да ладно, Шеннон. Что может пойти не так?

Если бы он продолжал смотреть на меня с этим своим тлеющим огоньком, чертовски многое могло пойти не так, и нам даже не пришлось бы покидать ранчо. Не то чтобы я его интересовала. Я была не настолько глупа. Никсону нравились высокие девушки, стройные и свободные от комплексов, а я не была ни тем, ни другим. Я также не собиралась жертвовать своей карьерой и самоуважением в погоне за несколькими оргазмами.

— Тебе нравятся блинчики? — спросила я.

Он ухмыльнулся.

Теперь не у Никсона, а у меня были проблемы.

 

5 глава

НИКСОН

— Держи, милый, — официантка с розовыми волосами протянула мне апельсиновый сок.

— Спасибо, — рассеянно ответил я, рассматривая на доске объявлений оранжевую листовку с призывом посетить в эти выходные осенний музыкальный фестиваль.

Там, где я жил, не устраивали праздники по случаю смены времен года. Или, может быть, я был слишком поглощен другими вещами, чтобы заметить это. Или слишком пьян, чтобы обратить внимание. В любом случае, я определенно радовался приходу осени. Осенью все становилось немного проще.

Чем дольше я оставался трезвым, тем больше понимал, как много пропустил: бесчисленное количество ночей, которые не мог вспомнить, и временные отрывки, которые остались в памяти размытым пятном. Каждое лето за последние девять лет казались мне телешоу, просмотренным в полудреме. Я улавливал только обрывки и гадал, реально ли это или просто сон.

Я чертовски ненавидел лето.

— Никс, ты научишь меня играть на гитаре?

Ее сладкий голосок вторгся в мысли без предупреждения, парализовав меня.

Ее светло-голубые глаза были так полны надежды, что мне казалось, будто вдыхаю осколки стекла.

— Конечно, без проблем, — ответил я.

— Спасибо! — она практически подпрыгивала от волнения.

Но я не научил: уехал и нарушил все обещания, которые ей давал.

— Никсон! — Зои обнимала мое лицо теплыми ладонями и с беспокойством заглядывала в глаза. — Ты в порядке?

— В полном, — солгал я. У меня не могло быть все в порядке. Я, черт возьми, этого не заслуживал.

— Точно? — она погладила меня по щеке.

Я проглотил комок в горле и отстранился от ее успокаивающих прикосновений.

— Да.

Ее это не убедило, но она опустила руки на колени и развернулась на стуле лицом к стойке, продолжая искоса наблюдать за мной.

Я поправил шапку и уставился в меню.

Выпей. Сотри это. Беги как можно быстрее и как можно дальше.

Черт, неужели этот инстинкт, грохочущий в голове, когда-нибудь утихнет? Наверное, нет. Но я продержался уже восемь недель, и не собирался сдаваться сегодня, поэтому сделал то, что должен: задвинул эти мысли в самый дальний уголок сознания.

Мы съели по самой большой порции блинов, какие только знало человечество, и я выиграл битву за счет. Потом Зои повела нас на главную улицу. Городок был не просто маленьким, а крошечным, но мне понравился. Здесь было намного спокойнее, чем в Сиэтле: ни ревущих клаксонов, ни орущих фанатов, но тишина всегда была злейшим врагом моего мозга. Она позволяла проникать в него воспоминаниям и вине.

— Ты сделал это! — Зои сияла, когда мы шли к машине, ее щеки порозовели от холода.

— Позавтракал? Это новый стандарт? Или с эти возникают трудности из-за разряженного воздуха здесь? — Мы прошли мимо магазина, где пару часов назад я купил куртку, и перешли улицу.

Она закатила глаза.

— Ты съел все до крошки, не дома, а на людях, впервые с тех пор, как вернулся. — Она наклонила голову в мою сторону. — Но что там было?

— О чем ты?

Она бросила на меня косой взгляд.

— Ты знаешь.

— Не знаю.

И говорить об этом не буду.

— Ты отключился. — Она внезапно остановилась, и мне, хоть и шел впереди, тоже пришлось притормозить.

Разочарованно вздохнув, я сосчитал до трех и повернулся к Зои. Сегодня она не выглядела, как мисс Шеннон. Ей не хватало небольшого слоя чопорности и организованности, который обычно служил идеальным барьером между нами. Возможно, дело было в джинсах, или в растрепанном пучке, или просто в том, что она была в родном городе.

Она приподняла бровь.

— Забудь об этом, — предупредил я.

Она склонила голову набок и задумалась.

— Забудь об этом! — у меня сорвался голос.

Взгляд у Зои стал ледяным, и она прошла прямо мимо меня.

А вот и мисс Шеннон.

Я выругался про себя и последовал за ней.

Прохожие махали Зои или здоровались по имени, и она отвечала тем же. Мы никогда не бывали вместе где-нибудь, где узнавали бы ее, а не меня, что стало еще одним изменением в наших отношениях. Я натянул шапку до бровей и избегал чужих взглядов. Легко оставаться неузнанным, когда никто не ожидает, что ты появишься в центре маленького городка в Колорадо.

Обратная дорога на ранчо была напряженной и молчаливой, но, по крайней мере, Зои не приставала с вопросами, на которые я не собирался отвечать. Даже радио не поднимало настроение, а лишь напоминало, что мне нужно написать три песни.

Я прямиком пошел в большую комнату, однако встал как вкопанный, поняв,