Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что я оказался свидетелем, если не участником, этого процесса. А идея была такова: бурились длинные шпуры, в них вставлялись резиновые армированные шланги, которые могли выдерживать очень высокое давление. Посредством этих шлангов в пласт нагнеталась вода. Насосами создавалось очень высокое давление, и вода, проникая в пласт, разрыхляла его. При относительной тишине в забое, слышны были потрескивания разрушаемого угольного пласта. По замыслу авторов этого проекта, вода должна была вытеснить газ метан, так называемый гремучий газ.
Насчёт газа не знаю, но вот уголь после такой обработки почти не давал пыли. Кое с чем из этой технологии я встречался впоследствии. Так, опрессовка центрального отопления, для проверки его на герметичность, осуществляется таким же образом – увеличением давления воды в трубопроводе. А этот страшный в шахте гремучий газ метан, при соблюдении определённых правил, работает в бытовых газовых плитах, и никто его не боится. Хотя он и в этом случае не любит небрежности и потери осторожности. С полным карманом денег, не жалели тогда гербовой бумаги для ассигнаций, и даже с некоторым сожалением уезжал я после окончания практики, для продолжения учёбы.
Вся жизнь земных существ, особенно человека, состоит из двух частей: теории и практики. Ещё с пелёнок, если только не с утробы матери, начинается эта теория и практика. И так у нормальных людей всю жизнь. Правда, отношение к этому дуализму бывает разное. Гёте через Мефистофеля урезонивает Фауста: скучна теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет – намекая на то, что теории у Фауста – хоть отбавляй, а вот практики, опыта, где обретаются радости жизни, – «кот наплакал». Что же касается меня, то и здесь имела место диспропорция теории и опыта с практикой.
В основном из книг, а также из других источников информации, у меня появились обширные теоретические познания о жизни.
Как-то свирепой северо-уральской зимой мой товарищ по комнате Федя Пашнин, с некоторым лукавством, предложил мне составить ему компанию, а проще сходить с ним в кино, на фильм «Матрос с Кометы». Почему с лукавством, выяснилось чуть позже, когда мы пришли в кинотеатр. Там его, оказывается, уже ждала девушка. Мало того, с подружкой. Я с укоризной посмотрел на Фёдора.
– Ну, ладно, ладно, – успокоил он меня, когда мы отвернулись, чтобы покурить. – Должны же мы выручать друг друга. Моя одна не хотела приходить. Пришлось мне соглашаться на этот вариант.
Тут сработал закон: сам погибай, а друга выручай. И я успокоился. Дружба всегда требует жертв, тем более что я не имел никаких обязательств перед другими особами женского пола. Кино оказалось фестивальное, разумеется, про любовь, с присущими ей капризами, ревностью и прочей дурью.
После сеанса, когда мы немного отошли от кинотеатра, Федя со своим «плюсом», по-английски, не прощаясь, свернули в какой-то переулок и растворились в ночной темноте, слабо освещаемой холодными звёздами, оставив меня попечителем зазябшего существа, одетого больше по моде, чем по погоде. Если и называли её имя в начале встречи, то я его не запомнил, а переспрашивать было как-то неловко. Но я тут же нашёлся и спросил: в честь кого она получила своё имя?
– В честь бабушки, – ответила она. Тут же последовал новый вопрос: а как звали бабушку? Она назвала имя своей бабушки, даже не заметив в моих вопросах коварства.
А меня назвали, и я с гордостью произнёс имя Стольного князя Киевского крестителя Руси, примазавшись, таким образом, к Великому имени, так сказать. А что? Эта косвенная связь, даже имён, иногда производит впечатление, а то и повышает авторитет. Пока мы так общались, подошли к калитке.
– Вот здесь я живу, – остановилась моя спутница. И хотя шли мы быстро, подгонял мороз, согреться нам так и не пришлось. Я сильно продрог, а ноги и руки совсем окоченели. Что же касается девушки, то только самолюбие и характер не позволяли ей уж если не расплакаться от холода, то только что не броситься со всех окоченевших ног в тёплый свой домашний уют.
Через несколько дней после встречи Фёдора со своей он насмешничал надо мной, что девушка на меня очень обиделась.
– Телёнок какой-то, не согрел ни словом, ни телом.
Впоследствии выяснилось, что эту тираду Федька вспомнил из своей юношеской практики. Какого же мнения обо мне была та девушка, я так и не узнал, потому что мы больше не встретились. Я же себе дал зарок, по наивности, конечно: зима не есть время для «амуров».
Библейский Адам был первый человек на Земле. Библейский Адам был самый одинокий человек на Земле. У Адама, первого человека на Земле, было всё для жизни на Земле. Питался Адам фруктами и травами, которые произрастали в саду Эдемском. Нужды в одежде не было, так как тепло было круглый земной год. Страдал ли Адам от одиночества? От недостатка общения с себе подобными? Впрочем, о себе подобных Адам даже не подразумевал, так как фантазировать не умел.
Его Эго и тело, данные ему Творцом, так роскошно уютно устроились в Эдеме, что ничего другого желать не приходилось. Напрасно некоторые умники богословы пытаются через Библию насаждать догмы, что Адам круто загоревал от одиночества. И это тогда, когда вокруг всё твоё, не нужно ни с кем ничем делиться, а насчёт недостатка общения, тут выходит полный вздор: постоянное прямое общение с самим Творцом! Всё человечество от начала своего появления на Земле и до сих пор только что и может, как мечтать об этом. Здесь разворот с другой стороны.
Не трудно представить, как ребёнок, научившийся ходить и говорить, терзает своих родителей, других близких, нянечек своими дотошными вопросами: почему, как, куда, отчего, зачем? А так как говорится: у Бога и других забот много, то и изготовил Вседержитель Адаму, из его же ребра, существо противоположного пола – Еву. И, увидев, как они стали обалтывать уши друг другу, порадовался и сказал: это хорошо! Так, раз и навсегда, на Земле закончилось одиночество. Теперь даже монах-затворник или заключённый в одноместное узилище не могут себя считать вполне одинокими, так как вокруг много людей.
Так иногда рассуждал я ночной порой, когда не спалось, лёжа на кровати, мягко покачиваясь на панцирной сетке матраса под мерное похрапывание троих моих сокомнатников. Немаловажно для каждого живущего на Земле – взаимоотношения с другими людьми, не говоря уж о взаимосвязи с близкими по духу. А уж что говорить об обязующих родственных связях. Но все эти взаимоотношения, взаимосвязи являются необходимыми и, стало быть, навязываемые, если не этикетом, то правилами общежития.
Такое понятие, как дружба, выходит за эти рамки, хотя бы потому, что там имеет место быть добрая воля. Дружбы по принуждению – не бывает. Насколько эти вопросы волновали моих сверстников, не берусь судить. Многие из них сбивались в компании, клялись в дружбе, чтобы через непродолжительное время уж если не стать заклятыми врагами, то, как они выражались: «терпеть друг друга ненавидели». Так жизнь тасует колоду судеб, житейский миксер постоянно взбалтывает, чтобы не было отстоя, но увеличивает муть, без которой в этом процессе не обойтись.