Самым старшим и важным из этих свидетелей был второй по старшинству сын фараона Тамоса, следующий в очереди на трон после своего сводного брата Аттерика Туро.

Его звали Рамзес. Его мать была первой и любимой женой фараона. Ее звали царица Масара, но она родила ему шесть дочерей, прежде чем родила сына. Тем временем другая из более поздних и менее любимых жен Тамоса, гарриданка по имени Сааморти, всего за несколько месяцев лишила ее чести родить первенца и наследника престола. Это был Аттерик Туро.

Собравшиеся хранили почтительное молчание, что резко контрастировало с Аттериком Туро и его приспешниками, которые еще некоторое время продолжали болтать и улюлюкать от смеха. Они полностью игнорировали меня и мой эскорт, заставляя нас страдать по прихоти и желанию фараона.

Вдруг Фараон впервые взглянул на меня, и его голос резко и злобно щелкнул, как хлыст: "Почему этот опасный пленник не закован в кандалы в моем присутствии?’

Капитан Венег ответил, не поднимая головы и глядя прямо на Фараона: "Ваше могущественное Величество ..." я никогда раньше не слышал этого подобострастного обращения, но позже узнал, что оно требовалось при обращении к Аттерику Туро под страхом царского гнева. - ...Я не думал заковывать пленника в цепи, так как он еще не был судим и не был признан виновным в каком-либо преступлении.’

‘А, ты не думал, приятель? Это то, что я слышу от тебя? Конечно, ты не подумал. Мысль предполагает наличие мозга, с помощью которого можно мыслить. Жабы, собравшиеся у его ног, захихикали и захлопали в ладоши при виде этой царской выходки, в то время как двое из людей Венега усадили меня и снова надели наручники Дуга на мои запястья. Венег не мог смотреть мне в глаза от стыда, когда они выполняли приказ фараона. Когда я был закован, они снова толкнули меня лицом вниз на пол.

Внезапно Фараон Аттерик Туро вскочил со своего трона и принялся расхаживать передо мной взад и вперед. Я не осмеливался поднять голову, чтобы не видеть его, но слышал, как стучат по мрамору его сандалии. По их нарастающему темпу я мог судить, что он впадает в бешенство.

Внезапно он заорал на меня ‘ -" Посмотри на меня, вероломная свинья!’

Тотчас же один из людей Венега схватил меня за волосы, оттащил назад в сидячее положение и направил мое лицо на Фараона.

- Посмотри на это уродливое, жеманное и самодовольное лицо! Скажи мне, если осмелишься, что это не вина, также написанная гигантскими иероглифами от уха до уха поперек него, - бросил он вызов всем в Большом зале. ‘Сейчас я расскажу вам о преступлениях против меня и моей семьи, которые совершил этот кусок дерьма. Вы узнаете, как щедро он заслужил смерть предателя, которую я приготовил для него.- Он начал дрожать от силы своего гнева, указывая указательным пальцем правой руки мне в лицо. - Его первой жертвой, о которой я знаю наверняка, хотя до нее, вероятно, были десятки, была моя бабушка по отцовской линии Царица Лостра.’

- Нет! Нет! Я любил царицу Лостру’ - в отчаянии воскликнул я, не в силах сдержаться при упоминании ее имени. ‘Я любил ее больше жизни.’

- Возможно, именно поэтому ты ее и убил. Ты не мог заполучить ее, поэтому ты убил ее. Ты убил ее и хвастался своим подлым поступком в свитках, которые оставил в ее царской гробнице. Ваши подлинные письменные слова, которые я видел своими собственными глазами, таковы: Я убил злое существо сета, которое росло в ее утробе.’

Я застонал при воспоминании о наросте, который мерзкий бог Сет поместил в ее тело. В своих медицинских трактатах я дал ему название "карцинома". Да, я вырвал это чудовище из ее мертвого тела, оплакивая тот факт, что все мои навыки врача были недостаточны, чтобы спасти ее от его нападения. Я бросил его в огонь и сжег дотла, прежде чем приступить к мумификации ее все еще прекрасных останков.

Однако у меня не было слов, чтобы объяснить все это ее внуку. Я поэт, который радуется словам, но все еще не мог найти слов, чтобы защитить себя. Я горько рыдал, но фараон Аттерик Туро безжалостно продолжал перечислять обвинения в мой адрес. Он улыбнулся одними губами, но глаза его были похожи на глаза стоящей кобры, полные холодной и горькой ненависти. Яд, который он выплюнул в меня, был таким же ядовитым, как и сама змея.

Он рассказал собравшимся дворянам и отпрыскам царской семьи, как я украл огромное состояние в золоте и серебре из царской сокровищницы, которую его отец Фараон Тамос передал мне в доверительное управление. В доказательство моего предательства он привел баснословное состояние в виде земельных владений и сокровищ, которые я накопил за эти годы. Он взмахнул свитком и начал читать вслух. Это должно было зафиксировать все мои растраты из казны. Они составляли более ста миллионов лакхов серебра, больше серебра, чем существует на всей нашей земле.

Обвинения были настолько нелепы, что я не знал, с чего начать свое опровержение. Все, что я мог придумать в свою защиту, - это отрицать обвинения и повторять снова и снова: "Нет! Все произошло совсем не так. Фараон Тамос был мне как сын, единственный сын, который у меня когда-либо был. Все это он отдал мне в награду за те услуги, которые я оказывал ему на протяжении пятидесяти лет его жизни. Я никогда ничего у него не крал - ни золота, ни серебра, ни даже буханки хлеба.’

Я мог бы и не говорить, ибо Фараон продолжал перечислять выдвинутые против меня обвинения: "Этот убийца Таита использовал свои знания о наркотиках и ядах, чтобы убить еще одну драгоценную царственную женщину. На этот раз его жертвой стала моя собственная прекрасная, нежная и горячо любимая мать, царица Сааморти.’

Я ахнул, услышав такое описание этой чудовищной шлюхи. Я лечил многих ее рабов, которых она лично кастрировала или забила до полусмерти. Ей доставляло удовольствие жестоко издеваться надо мной из-за моего искалеченного мужского достоинства, оплакивая тот факт, что другие опередили ее с ножом для мерина. Ее служанки были с выгодой наняты для контрабанды, казалось бы, бесконечной вереницы рабов-мужчин в ее изысканную спальню. Непристойности, которые она практиковала с этими жалкими созданиями, вероятно, привели к рождению того самого