облачён в дорогую шубу, на голове меховая шапка, а поверх кожаных перчаток гроздья перстней.

Господин нетвёрдо держался на ногах. Да, со стороны могло показаться, что он пьян, и психоактивные вещества до добра никого не доведут, однако приближённые знали, что их вожак только чудом сохранил правую ногу. Но даже чудо не спасло его левую руку.

Господин дохромал до заколоченного входа в таверну, опираясь на трость с набалдашником в виде золотой головы ястреба, а потом резво поотрывал задубевшие доски аугметическим протезом.

Тенью за ним — даже снег не заскрипел — пролетел неизвестный в чёрным плаще с капюшоном, в глубинах которого не разглядеть лица, но зато можно уловить слабое алое мерцание оптических имплантатов.

Следующий посетитель таверны, напротив, не скрывался — сложно скрыться, когда в двери проходишь боком, да ещё и пригибаясь — раздался грохот шагов, половицы жалобно заскрипели. Великан осмотрел помещение, а потом принялся разгружать тюки с вещами.

Чуть погодя вернувшиеся всадники стали затыкать многочисленные щели паклей и заколачивать досками окна с разбитыми стеклами, а господин и его тень колдовали в это время над камином.

Взвился огонь, затрещали дрова, забурлила вода в походном котелке, по таверне разнеслись ароматы мяса и пряностей далёких земель далёких миров.

Ни одна сомнительная личность из компании не могла похвастать навыками строителя или хотя бы хозяина, не каждый когда-либо и домом владел, а поэтому в таверне хоть и стало теплее, но от сквозняка было не скрыться. Никто больше не опасался, что усы или борода заледенеют, но снимать верхнюю одежду не спешили.

Когда дело дошло до горячего грога и редких сладостей, чудом сохранившихся среди провизии спустя долгие месяцы странствий, раздался стук в дверь, и на пороге выросла фигура великана с перекинутым через могучее плечо деревом. Дерево вырвали с корнём, — ещё не вся земля осыпалась.

— Хо-хо-хо, — пробасил великан.

— Шутник, — только и проговорила госпожа Мурцатто. — А я всё думала, где ты пропадаешь.

Великан усмехнулся и установил в центре зала крохотный, по сравнению с многометровыми собратьями, висарис, похожий на зазубренное зелёное копьё.

— Сегодня Сангвиналия, — произнёс великан. — Ну знаешь… всякие чудеса, подарки, желания и прочее праздничное дерьмо.

— А я бы посмотрел на тебя в церковном красно-белом костюмчике, Авраам, — произнёс важный господин.

Всадники и возничие отозвались приглушёнными усмешками, а великан следующими словами:

— Не… даже десятикратное жалование не заставит меня это сделать, капитан.

— Ха! Твои услуги обходятся всё дороже и дороже.

— Так нередко бывает с хорошими специалистами.

— У меня, кстати, есть пара слов для всех вас, ребята, — произнёс капитан.

Он зачерпнул из котла ещё немного грога и подошёл к висарису. Капитан оглядел собравшихся, а потом произнёс:

— Всего через несколько минут второй год этого уже сумасшедшего тысячелетия заканчивается. Встречая его ровно год назад, мы с вами, как и люди во всей галактике, конечно же, мечтали о добрых переменах.

И снова раздались смешки, и даже суровая госпожа Мурцатто улыбнулась и сложила пальцы так, словно наводила на капитана объектив голокамеры.

Капитан говорил ещё несколько минут. Как и всегда, он обещал золотые горы, приключения, он обещал прекрасные перспективы всем, кто за ним следует. Собственную землю, тридевятое королевство, чёрт побери!

Капитану никого не удалось обмануть, однако желающих хотя бы немного отвлечься и обмануться в эту волшебную ночь было много. Их жизнь, наполненная кровью и страхом, горстями золотых и пороха, быстро старила и ещё быстрее утомляла. Кто-то называл себя стариком, не преодолев рубеж в тридцать лет, а кто-то даже уже не вспоминал, когда сделал первые шаги по проклятому пути наёмничества. Столько не живут.

Как бы то ни было, в ту ночь никто не вспоминал ни о тумане под Люценом, ни о буйных джунглях Кистанского архипелага, ни о — спаси Бог-Император — о сюрреалистических пейзажах Мордвиги-Прайм.

Нет, в ту ночь в таверне было всё как встарь.

Смеялись и плакали — опять же от смеха — спорили и ругались, ревели, как буря, или шептали-шипели, словно змеи.

Словом — кипела жизнь.

Глава 2. "Два года работы"

Аннотация: новая эпоха, новое тысячелетие, новый виток истории Classis Libera. Одни герои превозмогают, другие молятся, третьи даже вовсе и не герои, а поэтому в смутные времена всё так же думают об обогащении.

1

— Дело начнётся с забастовок…

Эти слова произнёс мужчина неопределённого возраста, который с равным успехом мог только-только перейти рубеж сорокалетия, а, может быть, и разменять седьмой десяток. Никакой старческой плеши, но в роскошной гриве было больше седых волос, а не чёрных. Мешки под глазами синели вселенской тоской, но в самих глазах сверкали огни далёких звёзд. Тонкие витые усы и козлиная бородка больше подошли бы почтенному аристократу, движения же этого мужчины были резкими и непредсказуемыми, как у какого-нибудь молодого головореза. Он отчаянно жестикулировал, будто не беседовал, а руководил оркестром или участвовал в сражении.

— И я рассчитываю не на тесный кружок каких-нибудь маргиналов, числом в полтора землекопа, а на остановку всех работ на том или ином предприятии. Настроения в народе соответствующие, но, конечно, не мне вам об этом рассказывать…

Мужчину звали Георгом Хокбергом. За долгие годы он успел попробовать себя во многих сферах и профессиях, доступных вольному торговцу, как то: купец, мошенник, разбойник и даже кондотьер на службе Святой Императорской Инквизиции. В новом тысячелетии он собирался примерить новую же шкуру.

— Силовики попытаются разогнать стачки, мои люди спровоцируют их сделать это как можно более жёстко, появятся голозаписи и пикт-карточки со свидетельством их зверств. Жаль, конечно, что у вас тут нет никаких СМИ…

— Чего? — спросил сидевший напротив угрюмый мужчина с мощными надбровными дугами над мелкими, едва заметными угольками глаз.

— Неважно, — отмахнулся Георг. — Массовые волнения — это, конечно, хорошо, но дело можно сделать даже с тем, что есть.

Женщина, которая сидела по правую руку от Георга, посмотрела на него, прищурилась, но ничего говорить не стала. Её осанка выдавала либо знатный род, либо долгую службу в армии. Кислое выражение лица — либо высокомерное отношение к окружающим её идиотам, либо безмолвный крик о том, как же она оказалась вместе с ними.

— После провала силовиков Священная Шестерня вынуждена будет вмешаться. Армии придут в движение, тогда я и