к соседям помолиться и причаститься. Однако же желание отца Варфоломея докопаться до всех её грехов ввергало боярышню в уныние.

Евдокия упорствовала и считала себя безгрешной, священник не верил и приводил примеры её грехопадения. Препирались они долго, но всё оказалось не так страшно,и наконец Дуня выпорхнула из поля его внимания.

— Вот ведь исчадие, — напутствовал он её.

— За что мне такое наказание, — бубнила она, искоса поглядывая на довольные лица остальных. Все отделались отеческими наставлениями и только её мурыжили почём зря.

Но с этой несправедливостью Дуню примирил ещё один факт. В ходе общения с отцом Варфоломеем был поднят вопрос устройства кирпичного заводика и священник проявил глубокое понимание проблемы! А по существу, он осудил держащие монополию на плинфу монастыри и обещал благословить новое дело Дорониных. Только внёс поправочку, что новый храм надо ставить из царского кирпича. Дуня тут же ответила, что коли так, то им часовенки хватит. Поспорили, да и сошлись на церкви.

А потом гости и хозяева, а также все деревенские отправились спускать на воду катамаран. Он произвел настоящий фурор! Каждому захотелось посидеть на плетёном стульчике, покрутить педали, подержаться за рулевое весло …  и княжичу не дали даже на второй круг зайти, сместили и оккупировали его поделку.

Ребята переживали, чтобы солидные бояре ничего не сломали. Делалось-то всё из легкого материала: гибкие пруты, да береста. Но катамаран с честью выдержал испытания.

— Вот ведь, — высказался старший Кошкин, — бесполезная по большому счету лодка, а интересная. Я бы покатал на ней свою боярыню.

Григорий Волчара хмыкнул, а княжичев наставник огладил бородку при упоминании Евпраксии Елизаровны. Такой уж красавицей она вернулась из Новгорода, что всю Москву взбаламутила. И раньше-то на ней взгляд отдыхал, а теперь не оторвать взора, как ни ругай себя.

— Так за чем дело стало? — удивилась Дуня, не подмечая появившегося блеска в глазах степенных бояр. — Заказать такую же лодку у мастеров, чтобы они более надежной её сделали и в озеро какое спустить, — предложила Дуня.

— Не, лучше на реке переправу устроить! — воскликнул Алексашка, мысленно подсчитывая, какую плату брать за использование обывателями ройки ( катамарана ).

— На реке сильное течение — опасно, — отрезал Никифор Пантелеймонович, осуждающе глядя на боярича.

Княжичев наставник не единожды разбирал с Иваном Иванычем и его товарищами по играм как обустраивать поход по водным дорогам. Обсуждалось всё: вместимость судна, скороходность, безопасность, количество припасов и условия для перевоза животных. А у Алексашки всё из головы вылетело …

— Яков Захарьевич, — с серьёзным личиком обратилась Дуня к Кошкину, — давно хотела просить тебя похлопать об очистке и благоустройстве Поганых прудов. Не дело в городе оставлять эдакое болото. Люди жалуются, что в жаркое время там духовито становится, и от кровопийц спасу нету. Детишки расчёсывают укусы и болеют, а были случаи, что ранки загнивали, доводя до смерти.

Волчара удивлённо приподнял брови, услышав, что родители не уследили за своими чадами, позволяя им расчесывать укусы, но промолчал. Его-то не редко упрекали, что он жесток по отношению к сыновьям, но ведь всех вырастил, никого не упустил.

— Как ты себе это представляешь? — опешил Кошкин. Он никак не ожидал, что Дуняшку интересуют Поганые пруды. — Территория там приличная, и народу для очистки потребуется много, а где его взять?

— Вот именно! Территория приличная, а пропадает бестолку, — воодушевилась боярышня. — По весне не подойти из-за разлива, летом из-за насекомых, зимой из-за вольно себя там чувствующего зверья, шныряющего в поисках еды.

— Да что ты мне расписываешь, как будто я не видел и не знаю! — осерчал боярин. — Сама небось за дело не возьмёшься, а только пальчиком тыкнешь, — проворчал он.

— Не возьмусь, — нисколечко не смущаясь, что озадачила одного из первых бояр, подтвердила она. — У меня другое большое дело задумано, — важно пояснила Дуня.

— Да наслышан уже про твою слободку, — улыбнулся Кошкин вместе с другими боярами. — Еремей там уже тропку протоптал, каждый божий день шастая.

— Ходить полезно для здоровья, — не применила вставить Дуня, довольная, что дед выполняет её наставления.

— И про это наслышан! Моя красавишной из Новгорода вернулась — все же не удержался и похвастал Яков Захарьевич, — и задалась целью все дорожки вымостить, чтобы прогуливаться незазорно было. Моего старика-отца с печи сняла и с ним под ручку выхаживает, — с гордостью заявил он. — Так что мне не до очистки Поганого болота. Но в земельный приказ заявочку подам, пусть бороды чешут, — неожиданно мстительно добавил Кошкин.

— Только не говори им, что это была моя идея, — заволновалась Дуня, — а то мне с ними ещё некоторые вопросы надо будет решать.

Боярин понимающе усмехнулся и показал глазами на бояр Палку и Волчару: мол, сам-то он не из говорливых, а вот эти товарищи… Дуня просительно посмотрела на княжичева наставника и будущего родственника, и робко улыбнулась.

— Поздно ты спохватилась, — хмыкнул Никифор Пантелеймоныч, — в земельном приказе тебя часто поминают. Говорят, что новые правила пользования землей и ограничения по строительству с твоей подачи заведено.

— Врут! — поспешно отреклась Дуня и подняла руку, чтобы перекреститься, но натолкнулась на пытливый взгляд отца Варфоломея. Из-за него не перекрестилась, а щёлкнула пальцами и добавила: — Вот ведь чернильные души! Нет бы радоваться новым должностям с подарками, казать свою надобность, так они поклёп на меня возводят, а люди потом думают про меня невесть что.

—Как ты их назвала? — засмеялся Никифор Пантелеймоныч. — Чернильные души? А что? Верно!

Евдокия хотела ещё выразительнее высказаться, но почувствовала, что отец Варфоломей подбирает ей новую епитимью, закрыла себе рот ладошкой и убежала под дружный хохот бояр.

А после полудня все перекусили на дорожку, поблагодарили хозяек за гостеприимство и отъехали в Москву.

— Тихо-то как, — пожаловалась Дуня управляющему.

— Благостно, — поправил он её.

— Хорошо хоть печь успела остыть и княжич своими руками оценил качество наших кирпичей. Теперь можно надеяться, что он без задержки устроит подобное на своих землях.

— А как же, — лениво поддакнул Фёдор. — Княжич поверить не мог, что всё так просто и дёшево. Отцу скажет, тот осерчает на монахов, а они ему свой укор выскажут, что лезет в их дела, и по-новой будут лаяться.