Я двинулась дальше, и под моей ногой скрипнула половица. Шепот прекратился.

Он прекратился так резко, словно двигатель перестал спускать пары. Тишина нависла наподобие дымовой завесы. Через несколько секунд мне стало казаться, что шепот всего лишь приснился, а сама тишина вибрирует миллионами несуществующих звуков. Но чувство отчаяния все так же пронизывало тишину. Мнилось, что безмолвие только затаило дыхание и в любую минуту может издать вопль.

Я быстро пошла прочь и споткнулась о пару туфель, стоявших в коридоре в ожидании утренней чистки. Я ступала по толстому ковру, но даже этот чуть слышный звук в такой тишине произвел эффект, подобный грому. За дверью раздалось приглушенное восклицание, перешедшее в стаккато, шипение, недоуменное бормотание. Более глубокий голос что-то произнес в ответ.

Пара туфель принадлежала женщине. Поспешно схватив туфлю, о которую я споткнулась, я поставила ее на место. Туфли были ручной работы Лафорга, изысканные до нелепости, на каблуках в четыре дюйма. Туфли Марши Малинг.

За дверью наступила тишина. Почти бегом я понеслась вниз по лестнице, не обращая внимания на струящееся пламя свечи и погружаясь во все более темные глубины коридора. Я испытывала злость, стыд и тошноту, будто меня застали за сомнительным занятием. Бог знает, горько размышляла я, проходя через холл и открывая стеклянную дверь гостиной, меня это не касается, но все же… В конце концов, она только сегодня вечером познакомилась с Николасом. И где тогда Фергус? Я уверена, что не ошиблась в отношении тех намеков, которые она бросала насчет Фергуса. И куда делся Хартли Корриган, гадала я, вспомнив выражение его глаз и куда более определенное выражение глаз его жены.

Тут я поплатилась за свою поспешность и беспечность, так как вертящаяся дверь хлопнула за моей спиной и пламя свечи превратилось в длинную струйку дыма с резким запахом. Нахлынувшие тени бросились ко мне из углов сумрачной гостиной. Я споткнулась и остановилась, положив руку на дверную ручку, готовая бежать назад в свою безопасную комнату. Но гостиная благодаря этим теням казалась безобидной и необитаемой; она ясно просматривалась при почти погаснувшем огне в камине. Затравленно оглянувшись на холл за стеклянной дверью, я медленно пошла к тому месту, где должна была находиться сумка.

Марша и Николас… Эти два имени снова всплыли у меня в голове. Самое странное во всем этом то, что Марша Малинг не вызывала неприязни, хотя, по идее, я должна была, как и миссис Корриган, думать иначе, ведь у меня отнимают мужчину. Предположим (я осторожно обогнула кофейный столик)… предположим, что она не в состоянии удержаться. Для такого типа женщин существует длинное и отвратительное название, но, вспомнив, как она сидела напротив меня в этой комнате, такая живая и прекрасная, я не смогла взрастить в себе чувство ненависти к ней. Она была невозможной, распутной, но веселой и очаровательной и, по-моему, доброй. Возможно, таким своеобразным способом она проявляла ко мне доброту, переключив внимание Николаса на себя, потому что поняла, что я избегаю его… но, вероятно, я чересчур уж доверяю бескорыстному энтузиазму мисс Малинг.

Криво усмехнувшись, я наклонилась и стала на ощупь искать драгоценную сумку. Пальцы мои наткнулись на пустоту. В растерянности я стала шарить по полу, от отчаяния описывая руками все более и более широкие круги… и тут я заметила слабое поблескивание металлического замка моей сумки, но не на полу, а на уровне глаз. Кто-то поднял ее и поставил на книжный шкаф. Схватив сумку, я выдернула вместе с ней несколько журналов и книг и понеслась обратно с такой скоростью, что полы халата развевались вокруг меня.

Я как раз толкала плечом стеклянную дверь, когда услышала, что входная дверь на веранду тихо раскрылась. Я застыла, прижав к внезапно застучавшему сердцу сумку, книги и погасшую свечу.

Кто-то крадучись вышел на веранду. Я услышала скрип его ботинок и шорох, когда человек пробирался сквозь висящие в беспорядке туристские и рыболовные снасти. Я ждала. Родерик Грант говорил, что отель открыт всю ночь. Это наверняка — не стоит и сомневаться — всего лишь рыбак, берущий свои снасти. И все.

Тем не менее я не собиралась выходить в холл и подниматься по лестнице у него на виду, кем бы он ни был. Поэтому я ждала, стараясь успокоиться, только отпрянула от стеклянной двери, вспомнив, что я в белом халате.

Затем входная дверь снова раскрылась и закрылась так же тихо, как и прежде, и в безмолвной ночи я отчетливо услышала, как дважды проскрипели по гравию его ботинки. Секунду поколебавшись, я толкнула плечом стеклянную дверь и, пулей пролетев через холл, выскочила на веранду и выглянула из окна.

По долине стелился туман, сквозь который проступали лишь неясные очертания, но его я увидела. Перейдя с гравийной дорожки на траву, человек быстро шел, пригнув голову, вдоль дороги, ведущей к Стратэйрду. Он был тонким, высоким и слегка раскачивался при ходьбе. Один раз он остановился и оглянулся, но лицо его плохо было видно. Потом он растворился во мраке.

Отойдя от окна, я оглядела веранду. Глаза уже привыкли к темноте. На веранде стоял стол с весами и белыми эмалированными подносами для рыбы; на плетеных стульях лежали рюкзаки, горные ботинки и рыболовные сети; с крючков свешивались светлые круги веревок; плащи и макинтоши, шарфы и кепки, палки для ходьбы…

Позади беззвучно распахнулась дверь, и из ночи тихо вышел человек.

Все-таки я не закричала. Очевидно, не смогла. Я просто уронила все, что держала в руках, с грохотом, от которого, казалось, содрогнулся весь отель. Онемев, я застыла, словно парализованная, и раскрыла рот.

За человеком с шумом захлопнулась дверь. Он изумленно выругался, затем раздался щелчок, подобный выстрелу, и меня ослепил луч света.

Человек сказал:

— Джанет! — Потом расхохотался. — О господи, как ты меня напугала! Что тебя занесло сюда в этот час?

От света я замигала.

— Аластер?

— Он самый. — Сняв с плеча сумку, он стал стаскивать с себя непромокаемый плащ. — Что ты уронила? Прямо атомная бомба взорвалась.

— В основном книги, — ответила я. — Не могла заснуть.

— А… — Он снова рассмеялся и повесил плащ на стул. — Ты совсем как привидение в этом белом одеянии. Я вел себя не как мужчина, но на то была причина. Я чуть было не закричал.

— Я тоже. — Наклонившись, я стала собирать свои вещи. — Лучше пойду спать.

Он поставил ногу на стул.

— Если ты задержишься еще на полминутки, Джанет, и посветишь мне, я смогу развязать эти проклятые шнурки. Они мокрые.

Я взяла у него фонарик.

— Дождь идет?

— Время от времени.

— Ты, по-видимому, ходил на рыбалку?

— Да. Вверх по Страту.

— Удачно?

— Сносно. Я поймал две-три отличные рыбины, а Харту досталась красотка в полтора фунта.

— Харту? А… Хартли Корригану.