— Теперь-то ты все поняла, — сказала она.

— Хулиета, ради бога, что я должна понять?

— Ты уже почувствовала запах. Запах детей. Я же видела, как ты морщила нос.

София вздрогнула. Хулиета настаивала: подруга должна знать все. Она рассказала, что, когда они с Даниэлем появились в квартале Раваль в 1997 году, их соседи пребывали в расстроенных чувствах. Крупнейшая сеть педофилов в Европе протянула в Барселону одно из своих главных щупалец. Поговаривали о фотографиях детей, появившихся на свет от матерей-проституток — несчастные женщины отдавали их педофилу Хавьеру Тамариту Тамариту. Этих ребят держали в приюте на Черной площади. Потом тот приют ликвидировали, но невозможно узнать, чьи это дети, так как священники и монахини уничтожили картотеку. Беспризорные неграмотные детишки выстраивались в очередь. От одного нестерпимо несло: его тряпье служило ему и матрасом. Этот мальчик бродил по городу, распространяя невыносимое зловоние. Говорят, что социальные работники не могли снять с него одежду, так как она прилипла к телу вместе с грязью. По слухам, у него были не только вши, но и белые черви в волосах, а также язвы под мышками; его ни разу не купали, этот звереныш к тому же мог обгадиться от страха и даже не смывал экскременты. Это дитя люди видят чаще остальных, он призрак, который прикасается к вам своими черными ручонками. Он тот, кто вешает вашу куртку на стул в барах, после чего она источает запах мертвечины. Матери-наркоманки оставляли своих детей дома, и они падали с балконов. Ключи от квартиры им вешали на шею уже в три-четыре года. Вырастая, они убивали таксистов и умирали от передозировки наркотиков… Они стояли в очереди за деньгами, потому что им выплатили сорок тысяч песет за то, чтобы они покинули квартиры в самом густонаселенном районе в мире после аналогичного в индийской Калькутте. Дома разрушались, электричества и водопровода не было; повезло тем, кто имел санузел. Тогда решили физически искоренить Китайский квартал. Операция «Черный остров» охватила улицы Ноу, Сан-Рамон, Маркиза-де-Барбера. Одни из граффити предвещали «накопление ярости». Дело квартала Раваль привело к криминализации местного движения теми, кто отвечал за модернизацию старой части города. Тамарит не был агрессивным, мое расследование в отношении этого пациента показало, что он обладал способностью к торможению и оправданию своей педофилии, но ему сделали химическую кастрацию для снижения уровня либидо, уменьшили половой член, провели несколько операций.

Как пояснила Хулиета, в общем, дело это было мутное, похожее на мошенничество. Его использовали, чтобы выселить кучу людей и очистить квартал. Часть активистов была из одной местной партии, другая из иной, не слишком понятно, но точно, что это была проблема правительства Каталонии и мэрии Барселоны. Короче, вопрос политический.

Однако теперь уже никто не вспоминал о деле квартала Раваль. Хулиета понимала почему. Ведь если снова заговорят о недавнем прошлом, придется вспомнить и детишек. Нет, не тех, которых якобы изнасиловали, поскольку таковых, видимо, и не было вовсе, а был чистый шантаж. Придется вспомнить других — неживых.

— Тут один мальчик постоянно бродит по улице Тальерс и бормочет: «Клянусь моими покойниками». Вначале я думала, что мальчик живой, но нет, он появляется всегда в одно и то же время и не все его замечают. Ужасный тип на шикарной улочке с ее магазинами для меломанов… Я не всегда решаюсь там гулять. Хотя это за пределами той территории, это уже Готический квартал.

— Милая, тебе бы надо…

— Ну, не считай меня такой уж сумасбродкой. Все горожане про это знают и только прикидываются идиотами. Но ты уже все поняла, видно по твоему лицу. Кого из них приметила?

София заглянула в чашечку с остывшим кофе. Подняла глаза и просканировала соседние столики. Вблизи двое высоченных скандинавов потягивали пиво, лопоча на странном языке со множеством гласных звуков. У автомата для продажи сигарет двое каталонцев опускали монеты в прорезь. На стенах — реклама шоу в концертном зале «Сидекар» и выставок в Музее современного искусства. Англичане подкрепляли свою дурную репутацию пьяным ором на улице, не исключено, что напевали они при этом классику, которую невозможно было распознать. Но все это казалось обычным в городе с эксклюзивными барами, наподобие того, где подавали только свежевыжатые фруктовые соки и смузи. В городе с его магазинами дизайнерской одежды, с туристами, впечатленными модернизмом, и девушками, которые нежились на пляже в прибрежном квартале Барселонета. София опасалась поддаться влиянию, позволить себе увлечься паранойей своей подруги, которая подтвердила ее собственные неприятные впечатления. А вдруг опасения вызваны всего лишь глубокой неприязнью Хулиеты к гордячке Барселоне? Может, это фобия провинциалки? Она уже решила промолчать, когда в нос вдруг ударил пряный запах, как крепкая мята, от которого заслезились глаза. Отчетливо ощутимый, черный запах склепа.

— Я ничего не видела, — произнесла София.

Она не солгала. Но поверила, что скоро все это увидит. Хулиета выглядела разочарованной, испуганной. Однако подруга ее успокоила, пожав ей руку, и продолжила:

— Но я почувствовала запах. Я и сейчас его ощущаю.

София подавила рвотные позывы глубокими вздохами и взяла ароматическую салфетку, чтобы хоть немного заглушить вонь.

— Где и когда ты это чувствовала? — прошептала Хулиета.

— Повсюду. И сейчас.

— Знаешь, что они делают? Не отпускают тебя.

— Кто?

— Эти самые ребятишки. Мы не можем покинуть Раваль. Те дети несчастны, и они не желают, чтобы кто-то ушел, они хотят, чтобы ты страдала, они высасывают из тебя силы. Когда ты захочешь уехать, то внезапно потеряешь паспорт. Или опоздаешь на самолет. Или по пути в аэропорт твое такси попадет в аварию. Или тебе предложат работу, от которой ты не сможешь отказаться, поскольку там платят много денег. Эти дети похожи на сказочных эльфов, которые ночами переставляют вещи в комнате, но все намного хуже. Те, кто утверждает, что не хотят покинуть Раваль, на самом деле лгут. Они просто не могут отсюда выбраться, и привыкают терпеть.

София закрыла глаза. Ей послышались быстрые шаги мальчишек, бегущих босиком по обновленным улицам Раваля. Она представила себе мальчика, чья грязная одежда служит ему матрасом, злого и несчастного мальчика. Почти воочию смогла увидеть беззубый рот и страдающий взгляд. Ей очень не хотелось видеть его во плоти, сидящим в одном из подъездов хозяйственного магазина «Эскудельерс», укутанным в старое одеяло наркомана. Она не желала видеть ночной обход, который мальчик со своими дружками устраивает на Черной площади.

— Ты уедешь завтра, — серьезно сказала Хулиета. — Давай поменяем авиабилет, я тебе помогу. Ты здесь гость, а гости не