дней на море и попытаться немного прийти в себя после смерти сына. А она приняла облик ребенка и являлась ей в гостиничных коридорах, в номере, около спа-салона, на лестнице, ведущей на второй этаж. Но женщина лишь кричала и кричала, и ее увезли на «Скорой помощи». Она была с мужем. Усвоенный урок: такое годится лишь для незамужних.

Девушку звали Элиной, она была одна. Красивая, но не сознающая этого; под глазами круги от бессонницы и чрезмерного количества выкуренных сигарет. Вид у нее был вызывающий, она не проявляла симпатии к говорливым, обаятельным хозяевам отеля, а на других постояльцев даже не смотрела. В первый день она пошла на пляж, не вышла ни к завтраку, ни к обеду, а за ужином поковыряла вилкой в тарелке и незаметно проглотила три таблетки, запив вином. Ей было известно, что Элина ненавидит пляжи. Тогда зачем она здесь? Видимо, что-то случилось с ней на пляже когда-то. Это надо будет выяснить той же ночью, чтобы Элина все вспомнила во сне.

Она пересекла коридор, устланный голубым ковром, и вошла в номер. Элина оплатила один из лучших, с микроволновкой и холодильником — номер люкс, но было заметно, что она не намерена пользоваться никакими благами. Было еще рано принимать обличье. Лучше завтра. Сегодня главное, чтобы Элине приснилась та ночь на пляже, когда ей было семнадцать и она считала себя неуязвимой. В ту ночь, выходя из зала боулинга, она согласилась пойти с пьяным мужчиной на пустынный берег. Он закрыл ей рот, чтобы не кричала, но от страха Элина даже не пошевелилась. А потом никому ничего не сказала. Помылась, поплакала и купила специальный крем, чтобы избавиться от запаха и смягчить жжение песка, досаждавшего ее нежной коже внутри.

Самый подходящий момент для таких мерзких воспоминаний, подумала Элина и выглянула в окно своего номера, выходившее на бассейн. Не то чтобы она забыла ту злополучную ночь на берегу, однако во сне она появлялась редко. Но Элина знала: именно поэтому Пабло бросил ее. Потому что иногда он прикасался к ее телу, и ей вспоминался песок между ног и боль; приходилось останавливать Пабло, и от страха она не могла ничего объяснить. Понятно, что ему в конце концов это надоело, ведь она навсегда осталась порченой.

У бассейна беседовала какая-то пара, расположившись в шезлонгах и держась за руки. Элина тут же возненавидела их. Купались мальчишки, хотя не было жарко, а мужчина лет пятидесяти читал в тени книгу в желтой обложке. Постояльцев мало, или, по крайней мере, так казалось в тихом отеле. Плохая была идея, подумала Элина и прождала сначала час, затем другой, но никто так и не позвонил. Ей уже тридцать один год, а она до сих пор не знает, что делать дальше. Как ей быть? Потратить двадцать лет на преподавание, обучать студентов. Десятилетия жить на скромное жалованье, а потом — смерть в одиночестве; потратить годы на заседания кафедры и нравоучения. Иной перспективы не просматривалось. К тому же если быть честной с собой, то, вероятно, она не сможет дальше преподавать. Потому что на последнем занятии разрыдалась, объясняя теорию Дюркгейма[11], вот идиотка. Выскочила из аудитории и теперь не сможет забыть хихиканья студентов, хотя их смех был не столько жестоким, сколько нервным, но как же ей хотелось их всех поубивать. Она заперлась в преподавательской. Когда Элину обнаружили, ее била дрожь. Вызвали «Скорую», а дальше она почти ничего не помнила, пока не очнулась в клинике — дорогой, оплаченной матерью, с очаровательными и невыносимыми профессионалами. Начались групповые сеансы, и возникло ужасное чувство, что ей безразлично, о чем говорят остальные; она думала о способах умереть во время практических занятий («вонзить заколку в яремную вену?»). Безразличны были и индивидуальные сеансы терапии, на которых она хранила молчание, ибо ничего не могла объяснить. Потом — подозрительная выписка из клиники. Родители арендовали ей квартиру для самостоятельной жизни, скорейшего выздоровления и возможности вписаться в общество — как обычно и поступают в таких случаях. А вот Пабло даже не спросил, где она теперь. По настоянию психиатра Элина вернулась на факультет на месячный срок, однако выдержала лишь две недели, отпросилась и теперь оказалась на пляже.

Она собрала волосы в небрежный хвост и решила пойти пообедать — проснулась, как обычно, слишком поздно, потому что уже не контролировала, сколько таблеток принимает. А потом она заставит себя спуститься на пляж. Сегодня солнечно. Говорят, что море успокаивает нервы. По пути в столовую Элина прошла мимо странных скульптур овец, которые, казалось, вышли из огромного рождественского вертепа, и понаблюдала за тем, как пара подростков развлекается, запихивая бутылочную пробку в пасть бронзовой жабе.

Снова поковыряла вилкой в тарелке, но все-таки умудрилась съесть два кусочка и выпить бутылочку «севен-ап», — как-никак содержит сахар. И отправилась на пляж, находившийся всего в одном квартале. Добраться туда можно было по выложенной булыжником дорожке, теснимой кустами, от которых у нее перехватило дыхание: а вдруг там кто-то скрывается? Элина бросилась бежать и увидела старую деревянную лестницу и море. Огромный пляж с прозрачнейшей водой и более светлым, чем на остальной части берега, песком. Небо сине-фиолетовое: собирался дождь. Она устроилась в шезлонге под тентом и стала смотреть, как мужчины — лет сорока, но все еще стройные — играют в футбол. Захотелось приблизиться к ним и даже, может быть, увести одного в свою постель, ведь у нее не было секса уже год. Но она понимала, что не сделает этого, что отчаяние распространяет неприятный ореол, который ее окружал. Элина заметила девушек, бросающих вызов ветру своими бикини. Дождавшись ливня, она позволила себе промокнуть до нитки. Когда с ее длинных волос начало капать на брюки, когда холодная вода побежала с шеи на грудь и живот, она достала из сумки лезвие бритвы и принялась резать руку точными движениями — один порез, другой, третий, пока не хлынула кровь и она не почувствовала боль и нечто похожее на оргазм. Не беда, что холодает, ее согреет боль. Впрочем, это уже не так важно. Она лишь боялась, что какая-нибудь милосердная душа заметит ее, сжалится и позвонит в Буэнос-Айрес или в «Скорую помощь», а то и на «горячую линию» для самоубийц. Вернувшись в гостиницу, Элина спросила, не звонил ли ей кто-нибудь. «Пока нет, дорогая», — ответила телефонистка, расплывшись в улыбке. В номере Элина погрузилась в ванну и снова прошлась по порезам, так что кровь поплыла вокруг нее и окрасила