с такой большой семьей и поставить детей на ноги, нужны были какие-то средства, так как наследства дедушка почти никакого не оставил. Бабушка, энергичная и решительная, рассудила, что надо браться за знакомое, испробованное дело: она организовала, или, говоря профессиональным языком того времени, «взяла на себя» цыганский хор. Кроме приглашенных певиц и музыкантов в хоре участвовала сама бабушка, пели и плясали две ее дочери – моя мама и тетя Маша. Но мамина исполнительская карьера быстро закончилась. В одну из гастрольных поездок в Тамбов она познакомилась с моим будущим отцом – Александром Николаевичем Сорокиным, наездником и тренером на Тамбовском ипподроме. Свадьбу отложили на год, чтобы собрать приданое, а главное – нужно было решить дальнейшую судьбу бабушкиной семьи. В это время стало ясно, что в данных условиях хор себя не оправдывает, так как руководить им слишком сложно и хлопотливо, содержать два хозяйства трудно, а жить на колесах с такой семьей невозможно, и бабушка решила переселиться в Петербург и там налаживать новую жизнь. Туда же переехал и мой отец. Помню, родители говорили, что за квартиру бабушки на Черной Речке, где она поселилась после переезда в Петербург, платил Фет. По-видимому, какую-то связь с дочерью он все же поддерживал и оказывал ей небольшую помощь. В Петербурге мама не стала работать – она готовилась к свадьбе, но старшие ее сестры сразу же поступили в хор. По мере того как подрастали младшие дети, они тоже начинали зарабатывать на жизнь. В нашем роду работа была для всех одна: чуть выйдя из детского возраста, девочки начинали плясать и петь в хоре, мальчики становились гитаристами. Другой жизни и другой работы никто себе не представлял. Лишь очень немногие, совершенно лишенные музыкальных способностей, брались за какие-нибудь ремесла… А у цыган вообще не принято было обучать детей ни в школах, ни дома.

Афиша большого цыганского концерта. Петроград, 1920-е. Из архива А. В. Дулькевича

Когда в хоре начинали разучивать какую-нибудь песню, писать текст и ноты не имело смысла: певицы не умели читать, а гитаристы не знали нот. Слова и мелодию женщины перенимали на слух. Гитаристов тоже на слух обучал дирижер хора, сам не всегда знакомый с нотной грамотой.

Менялись порядки, нравы и обычаи в стране, менялись они и в цыганских общинах, но основные жизненные устои сохранялись в этой патриархальной среде прочно.

В отличие от таборных, бродячих цыган песенники на протяжении последних ста лет, а может быть и еще дольше, вели оседлый образ жизни. Жили они замкнутыми колониями, селились поблизости друг от друга. В Петербурге цыгане облюбовали Новую Деревню и Черную Речку. В этих районах они снимали, а кто побогаче – строили дома, тут проходила жизнь поколений, тут сохранился своеобразный, но строгий порядок, которому подчинялась воля и судьба каждого члена хора. В таком замкнутом круге, где жизнь каждой семьи, каждого человека была на виду, не могло быть неуважения к старшим, распущенности, своеволия. Большое воздействие оказывало влияние общественного мнения, не говоря уже о реальной силе – власти хозяина хора. Репутация хора и каждого из его участников должна была быть безукоризненной, иначе цыган не стали бы приглашать на выступления в аристократические богатые дома, на полковые праздники, ни один из которых не обходился без цыганского хора, и в роскошные рестораны.

Сергей Сорокин

Словом, как это ни покажется странным, никакой «богемы» здесь не было, были трудящиеся и живущие своим заработком люди. В Петербурге цыган было много. Среди них имелись представители разных профессий, люди разных нравов, различного образа жизни. Но песенники с остальной цыганской колонией почти не смешивались. Они жили своей замкнутой организацией. Я говорю здесь только о них.

Хозяином и главным лицом в хоре был дирижер. Эту должность мог занимать человек, обладавший хорошими организаторскими и деловыми качествами и облеченный доверием товарищей по работе. Его слово имело большой вес не только в трудовых, но и в бытовых вопросах. Для того чтобы стать дирижером, нужны были, кроме музыкальных способностей, познаний и профессионального мастерства, еще и многие другие данные: представительная внешность, умение держать себя, способность увлечь и повести за собою хор, умение выгодно подать певицу или плясунью. Во время исполнения дирижер «горячил» певиц и гитаристов гортанными выкриками, умело перебрасывая гитару через руку, как бы демонстрируя свою удаль, все ускоряя темп мелодии, пока не обрывал музыку резким криком «авэлла!» – конец. Красиво сделать это умел не всякий.

Руководили хором по многу лет одни и те же лица, и, только состарившись, дирижер передавал руководство хором кому-нибудь другому. Тогда всеобщее собрание старших членов хора утверждало нового, подчас не самого старшего и даже не всегда самого лучшего гитариста, но всегда хорошего организатора и надежного человека. Женщины пользовались в этих случаях равным с мужчинами правом голоса.

Действия дирижера были совершенно бесконтрольны; плату за концерты от посетителей он получал из рук в руки; сколько было получено – никому известно не было, так как твердого гонорара не устанавливали, оплата зависела от богатства и щедрости гостей. Возможностей для злоупотребления было много, поэтому при выборах дирижера моральные качества кандидата имели не меньшее значение, чем его деловые свойства.

Полученную за концерты плату дирижер делил между участниками хора по паям. Лучшие исполнители получали по 10–12 паев, другие – 7–8, остальные еще меньше. На пай приходилось каждый раз другая сумма, в зависимости от оплаты концерта. В некоторых хорах старые цыганки, уже оставившие по возрасту работу, получали за свои прежние заслуги перед хором пенсию – 1–2. Это зависело от решения дирижера и общего согласия членов хора.

Поступление в хор и уход из него не обставлялись никакими особыми условиями. Подходит по своим данным певица – дирижер принимает ее; захотела она уйти – пожалуйста, никто силой держать не станет. Но это было только в тех случаях, если певица никуда из колонии не уходила, а просто оставляла работу, выходя замуж за своего же хориста, или покидала хор по другой какой-нибудь причине. Если же девушка решалась уйти к чужому, хор требовал за нее выкуп. Это было как бы возмещением тех убытков, которые приносил уход певицы. Выкуп требовали и с цыган – не членов хора. Это не было куплей-продажей.

Против воли девушку выкупить нельзя было, но и одного ее согласия было мало – требовались еще