— Я не выхожу, — прошептала я почти хрипом, точно горячий пар поднял со дна груди всю скопившуюся за три года гадость. — Присоединишься?

Замешательство было секундным, если вообще было.

— Там на двоих места не хватит…

Пока он говорил, я составила фразу, которой подписывала приговор своей неправильно-честной жизни:

— А на одного с половинкой хватит?

Крэг тряхнул полотенцем, точно белым флагом, но не обнажился ни на миллиметр.

— У тебя осталось десять секунд. Я считал про себя.

Я смахнула с лица горячие капли, как последние сомнения.

— Мечты должны сбываться. И мне хочется побыть для тебя феей. Если, конечно, ты сказал про свою Алину правду?

Крэг кивнул, нервно, очень…

— Про нее я сказал тебе правду…

Крэг бросил полотенце туда, где только что сидел, и мне пришлось сделать шаг обратно под горячие струи, откуда пути назад уже не было.

Мыло на моей ладони пенилось, как и мысли в голове — а я думала, что начисто прихлопнула их дверцей душевой кабинки. Нет, нахальные все крутились, крутились, крутились… Как и мои руки — все вокруг да около… С Русланом, хоть и знала я его, прямо скажем, всего на пару дней больше, чем этого финского товарища, было куда спокойнее, ведь темнота — друг первой близости, ох и друг… Удружила мне так, что врагу не пожелаешь… А вот электрический свет — враг, ох и враг, да ещё какой! Впрочем, об этом я пока не знаю… Но увижу все собственными глазами: не зажмуришься, когда пена не у меня на лице, а на зажмурившимся Крэге. Сама ж к волосам потянулась, осторожно обходя препятствие, которое-то и свело нас в этом метровом стеклянном колпаке.

— Кейт, я сам, можно?

Я кивнула, закусив губу, на которую успела капнуть горькой пеной. Он снял со своей головы мою руку и возложил не куда-нибудь, а на грудь, точно желал прикрыть мою срамоту. Или ваял из меня выходящую из пены Афродиту… Он-то по праву подтянутого тела мог спокойно играть кого-нибудь из богов, которые не пожалели на него даров или же Крэг — сил, чтобы отточить каждую его клеточку. Если Руслан был от природы худым — тем, про кого говорят, не в коня корм, хотя постоянно жевал, гад, прямо как корова какая-то, то милый Крэг явно знал название и назначение всех своих мускулов и держал в портмоне рядом с кредиткой пропуск в спортклуб — какой-нибудь элитный с частным тренером.

Я сглотнула злосчастную пену и чтобы не стоять статуей, подхватила с плеча худого атланта новую охапку, но в этот раз довольно осторожно поднесла ее к собственному носу — только расчехаться не хватало. Сейчас если и чихать, то на приличия, все и вся, потому что не каждый день тебя возводят на пьедестал, сами с него спускаясь.

 — Чем пахнет? — начала я «смолток», пока дело не дошло до дела, то бишь бизнес-разговора.

Крэг нагнулся к моей руке, точно напрашивался, чтобы я размазала по его лицу пену, как свадебный торт на чужой свадьбе.

— Макадамия и пашен-фрут.

Вау… Еще бы букеты вин так читал… Может, и читает, но рекой у нас тут течет лишь вода, и слюна… Какая я была дура, когда посылала лесом серого жеребца. Да, не носите мальчики серые рубашки… Никогда, или хотя бы когда клеите девочек в душе.

— А я совершенно не разбираюсь в ароматах, — улыбнулась я над пенной ладошкой, как самая настоящая пай девочка.

— На тюбике ж написано. Я просто в буквах разбираюсь…

И я размазала пену по наглой физиономии и приклеилась к поганому рту, потому что Крэг крепко сжал мне запястье, ища пропавший пульс подушечкой большого пальца. Сердце переместилось из груди в ладонь, в которую острый язык Крэга вошел точно гвоздь, распяв меня на столбе позора… Плечо тоже оказалось острым и моя ладонь соскользнула с него на грудь. С мускулистой груди снежной лавиной бежала пена, которую Крэг не успел смыть с головы.

На меня не смотрит, глаза закрыты, все делает на ощупь — я тоже закрою глаза и пересчитаю все четыре полоски на упругом животе, пока не упрусь в то, что он невозмутимо спрятал у меня между ног, дрожащих.

— Я предупредил, что у меня это в первый раз в душе?

Пришлось открыть глаза, чтобы встретиться с его пронзительным взглядом: боженьки, да господин хороший просто запылился с дороги, и сейчас, хорошенько отмытый, благоухающий макадамией и страстным фруктом, красавец засиял всеми цветами радуги. И темные волосы идут ему куда больше… Даже, наверное, больше медных.

— Если у тебя хоть на один раз больше, то направь меня, пожалуйста…

Да чтоб тебя с твоим английским черти взяли — ты специально играешь словами? Или действительно без навигатора не найдешь дорогу в тоннель? Если б можно было ответить ему по-русски: пробуй методом тыка, но никакой английский эквивалент не лез сейчас в мою мокрую голову… Пять минут в одном душе, а этот придурок меня еще даже не поцеловал.

— У меня это тоже в первый раз. Может, начнем с поцелуев?

Голос не дрожит — не в пример остальному телу — так что можно собой гордиться. В душ я вошла с высоко поднятой головой, как и он, впрочем, с тем, что имеет уменьшительно-ласкательный суффикс. Нет, нет, нет… Нет, уменьшительно тут явно не подходит, хотя у меня и нет сзади глаз, а впереди уже ничего не видно и ласкать тоже нечего, да и руки заняты немного другими окружностями — щеками, по которым я будто размазывала несуществующую больше пену, точно в детстве стыренную у мамы помаду, круговыми движениями, все быстрее и быстрее, чтобы окончательно вскружить себе голову наистраннейшей удачей. Просто какой-то апгрейд от Купидона вышел… Наградой за мои трое суток без нормального сна. Сейчас сна, конечно, тоже не будет, но я просплю эту ночь в переносном смысле, и пусть потом бог любви из большой любви к человечеству или к скромному его представителю в лице меня, перенесет меня домой на крыльях божественной любви, чтобы я только в кошмаре вспоминала эти чертовы залы ожидания… Чего же я жду сейчас? Когда он поцелует первым? Нет, это же я пообещала стать для него феей, вот и становись ей, Ксюха. Вот и становлюсь, Кейт…

Поцелуй вышел мокрым, но не горьким, хоть и по-прежнему благоухал заморскими орешками и фруктами. И коротким — Крэг не пожелал прийти мне на помощь, и если бы я не боялась поскользнуться, то в наказание стиснула бы ноги так, как представительницы прекрасного пола умеют это делать в очереди в женский туалет. Но настоящий пол мужского рода, тот, что из кафеля, держал сторону Крэга. Тогда я решила отомстить иначе — прикусить ему губу, которая вблизи оказалась намного крупнее верхней. И снова зубы подвели меня, вспомнив, что и у них родовая мужская солидарность, так что я лишь сомкнула на ней губы, точно желала выпить собравшуюся в их трещинках живую воду. А мне бы подставить под струи спину, которая уже покрылась мурашками, но если я толкну его назад, то насажу на смеситель, как дичь на вертел, а он нужен мне нежареным… Из моих рук он все равно никуда не улетит. Сам же сказал — наши самолеты не поданы на посадку… Хоть бы взял уже инициативу и меня в свои руки, а не искал опору в стекле.