Дети Ксанкины остались сейчас с другими женами и с многочисленными слугами. Ксанка не боялась за них: если с мальчиками что-то случится, отвечать жены будут своими головами.

Муж находился в настоящий момент в Америке, потребовал ее к себе. Вот и полетела. Так и встретились они с Катериной.

– Ты везде так одетая ходишь? – выпытывала Катя.

– Нет, в своем доме (у нас у каждой жены – свой дом, потому что Мохаммед очень богатый), у себя я хожу с открытым лицом. И то не всегда. Ты понимаешь: перед его родственниками, братьями, дядьями, отцом я вроде могу открытая ходить. Но знаю случаи, когда жена так вот себя показывает, и в нее влюбляется младший брат мужа. Или старший – неважно. Главное, что-то между ними происходит, а то и просто подозрение возникает. И кто виноват? Брат, думаешь? Жена! У них женщина всегда виновата. Камнями могут забить – это официальное наказание такое. Очень мне надо! Я и дома лучше закроюсь лишний раз. Пусть муж только смотрит. Мне хватает выше крыши. Он в Европе или в Америке просит меня, как все там, ходить. Там, мол, можно. Пусть, мол, смотрят, какая у него жена, и завидуют. А я отвечаю: «Нет! Больно мне надо! Мне тебя хватает». Он это уважает. Я ему говорю: «Я буду открытая ходить, когда мне шестьдесят лет исполнится. Тогда никто не заволнуется и ты не заревнуешь». Он смеется, нравится ему, что я так. «Всегда заревную, в сто лет заревную», – говорит.

– А что ж ты не позвонишь никогда? – упрекнула Катя.

– Мохаммед после свадьбы запретил. Все, говорит, наши женщины – проститутки. И раз я его жена, то только с приличными могу общаться.

Вот такая встреча! Такой расклад.

Катя не уставала дивиться собственной прозорливости: ведь могла тогда на Майкла позариться! И жила бы сейчас, любящая и довольная, с тремя родными женами под боком.

Собственный ум уберег!

О Ксанке она почему-то после той самолетной встречи и вспоминать боялась.

– Ну что твое Отелло? Опять ускакокело? – интересуется Катя, пока Леся массирует ей спинку.

– Катюш, да какой он Отелло? Не ревнует он меня, верит. Знает, как я к нему отношусь.

– Вот и Дездемона тоже так думала.

Леся смеется. Умеет Катя припечатать.

– Ты лучше про своего расскажи. Как у вас, что нового?

Леся Кате премного благодарна. Недавно она ей помогла очень по-дружески. Леся даже не ожидала, что посторонние люди могут проявить такое участие.

История получилась такая.

Ян пошел в пятый класс. Кончилось золотое время, когда за них отвечала одна, первая учительница, вполне человечная и понимающая. Она зря детей не мучила, непосильных задач не ставила, выводов сногсшибательных не делала по поводу степени кретинизма своих подопечных. Яник школу вполне любил. А с пятого класса появились разные учителя по разным предметам. Надо было приспосабливаться к ним ко всем, зарекомендовать себя. Главное – сразу заработать хорошую репутацию. Леся и старшая сестра Любочка изо всех сил старались, чтобы Яник оказался на хорошем счету. Репутация – серьезное дело. Завоевать трудно, потерять легко. Каждый вечер сын рассказывал, что было на уроках, как его похвалили и за что поругали. Как-то раз на дежурный вопрос, что было в школе, Ян дежурно ответил:

– Все хорошо было. Сочинение на русском писали.

За русский Леся не волновалась, сын был природно грамотным. Правила учить ленился, но писал без ошибок. Учительница новая не сможет не оценить, как удивительно правильно пишет мальчик.

– Про что сочинение?

– «Портрет моего друга».

– Легкотня, – вставила свое слово Люба. – Мы тоже писали, я тогда пятерку получила. Я про Машку Басову писала, а она про меня.

– А ты про кого? – поинтересовалась Леся у сына.

– Про тебя, – ответил ребенок.

– Может, нельзя было про меня? – засомневалась польщенная мать. – Про маму, может, она вам к Восьмому марта сочинение задаст. А сейчас надо про мальчика из класса. Или с кем во дворе гуляешь.

В душе же она не могла не согласиться с сыном. Дружба между ними была неописуемая.

Наверное, каждому человеку от рождения дается определенный потенциальный запас любви. С детства происходит интенсивный любвеобмен: родители согревают своим чувством ребенка, ребенок возвращает им свое тепло. Чувство любви зреет и крепнет вместе с подрастающим человеком. Потом он вырастает настолько, что готов делиться своей любовью со спутником жизни, создавать новую жизнь, беречь ее, любить и так далее… А если человек с детства одинок и лишен самого главного? И если только и мечтает о том, чтобы подарить кому-то свою невостребованную любовь? Чужого взрослого человека можно в два счета – раз и навсегда – спугнуть силой любви. Мощной любви многие опасаются: может обжечь. Вот почему для многих матерей существует единственный выход накопившейся нерастраченной любви: ребенок! Каждая мать уверена, что если муж – существо, вполне возможно, временное и ненадежное, то ребенок – это любовь навсегда. Во всяком случае, любовь к нему – навсегда, это уж точно.

Мало кто в мире настолько обделен любовью окружающих, как мы, на нашей родине. У нас все почему-то устроено как-то так, чтоб было нам неуютно, чтоб понимали мы – никто нас не ждал и не ждет в этом мире, а раз уж появились здесь, проявили неосмотрительность и легкомыслие, обязаны обустраиваться сами, а от внешней среды ни любви, ни понимания ждать нечего, ишь чего захотели!

Именно поэтому наши матери прикипают к детям намертво. Дети – их единственное утешение. Единственный якорь. Мать старается заслонить собой весь неуютный и обезлюбленный внешний мир. Она – воплощение счастья и чудес света, в который привела ребенка. Именно поэтому детство детей с одинокой матерью очень часто бывает безоблачным и счастливым. Такого пристального сосредоточения матери и дитя друг на друге в полной семье добиться невозможно. Там обязательно вклинится отец, и чувства распределятся более гармонично.

Чрезмерная материнская любовь не исчезает с годами, с взрослением ребенка. Наоборот – она увеличивается, растет, матереет и мужает. И для выросших детей может быть большой обузой. Но это – другая тема.

Маленькие же дети обычно находят в беззаветно любящей и понимающей матери самого лучшего друга. И матери ничего плохого в этом не видят. Совсем наоборот. Это – награда за их труды, самопожертвование и безбрежное чувство. Мало того, в Лесином случае имелась еще одна важная особенность. Она волею трагических обстоятельств детство свое не доиграла, не вкусила досыта. Ей слишком рано пришлось стать ответственной и серьезной.

Если человек не изжил собственное детство, оно еще долго живет в нем. Леся не наигралась, не набаловалась вволю. Рожденные ею девочка и мальчик стали молодой матери лучшими друзьями по играм, которых она могла выдумать великое множество. Они разговаривали друг с другом откровенно, каждый о своем. Рассказывали обо всех происшествиях. Леся никогда не ругала детей. Она их понимала, прекрасно помня себя в таком же возрасте.