Конечно, маме Лесе было несказанно приятно, что Яник написал о ней как о лучшем своем друге. И настаивал на своем выборе.

– Но ты же мой лучший друг! Я по-честному писал.

– Ох, лишь бы не придралась, – засомневалась все-таки Леся.

Засомневалась так, на всякий случай. На следующий день спросила про отметки. Яник недоуменно протянул ей тетрадный листок. Сочинение про друга. Леся принялась читать:

«Портрет моего друга.

Сочинение.

Работа ученика 5-го «А» класса

Егорова Яна.

У меня много разных хороших друзей. Трудно выбрать, про кого писать. Но самым лучшим другом я считаю свою маму, поэтому решил описать ее портрет.

Она очень красивая. Я знаю, что каждый ребенок так напишет про свою маму. Это не всегда правда. Но моя мама красивая для всех. Я не раз слышал, как другие люди так о ней говорят.

В чем заключается ее красота?

Она высокого роста. Худая. У нее легкая походка. У нее прекрасное лицо. Глаза зеленого цвета, большие. Длинные ресницы. Прямой нос. Губы всегда улыбаются. У нее густые светлые волосы. Раньше они были длинные, но у мамы нет времени ухаживать за длинными волосами.

Теперь у нее красивая стрижка. Я бы хотел, чтобы волосы опять были длинными. Хотя маме и так очень идет.

У моей мамы добрый характер. Она никогда не ругается. Вечера мы всегда проводим вместе. Мы разговариваем обо всем.

Мама любит ходить в джинсах и свитере, потому что это удобно. Платья ей тоже очень идут.

Я хочу, чтобы моя мама всегда была молодой и красивой. Я вырасту и буду стараться облегчить маме жизнь, чтобы она так много не работала. Я всегда буду ей верным другом.

Вот как выглядит моя мама».

Леся была тронута до слез.

Сыночек родненький! Мама – лучший друг! Ну надо же! Вот и она дожила до награды.

Однако некая награда уже красовалась под трогательными словами сыновней любви.

Отметки никакой не было. Вместо выразительной цифры краснели два четких слова с восклицательным знаком: «Эдипов комплекс!»

– Это кто написал? – поразилась Леся.

– Валентина Дмитриевна, – последовал ответ.

Это было имя их новой молодой учительницы.

– Она что-нибудь еще сказала?

– Велела перед классом прочитать.

– Ну и?

– Я прочитал. Она сказала, что это пример, как не надо писать. Тогда все засмеялись.

– Почему не надо?

– Сказала, мать – это одно, друг – это другое. И нельзя подменять.

– А эти слова, что тут написаны, она всему классу разъяснила?

– Нет, она сказала, это для родителей, пусть родители задумаются и примут меры.

– Я обязательно приму меры, – пообещала Леся. – Не волнуйся ни о чем. Сочинение ты без единой ошибки написал, содержание замечательное. Но меры я приму.

Яник и успокоился.

Леся возмутилась всерьез. Она, умевшая прощать и приспосабливаться, понимала, что ни простить, ни проглотить эту тупую учительскую выходку не сможет. Просто не сумеет. Самое легкое – забрать сына из школы.

Но почему? Он любит свой класс, она спокойна за детей: от дома до школы рукой подать. Но как подействовать на самодовольную дуру? Она сумеет не просто усложнить жизнь ребенка, она способна довести, уничтожить, сломать, на это ума особого не нужно.

Такое написать! Леся, конечно, не знаток психоаналитических терминов, но о чем в данном случае идет речь, разобралась – уж очень популярное словосочетание задействовано молодым специалистом в области русского языка и родной литературы. Означало оно сексуальное влечение сына к матери. Был какой-то древнегреческий царь по имени Эдип. Что с ним в точности произошло, Леся понятия не имела, но дала себе слово одолеть древнюю трагедию, чтоб лучше осознать, в чем обвиняется ее сын.

Однако чтение могло подождать. Сейчас у нее душа горела – хотелось побежать в школу и поделиться внутренним жаром с безмозглой тварью, которой доверили учить (чему она научит!) самое ценное достояние – детей.

В таком взвинченном состоянии она с утра поехала в тот день к Екатерине: та незадолго сделала небольшую операцию по отсасыванию лишнего жира с боков и нуждалась в золотых Лесиных ручках: срочно требовался сеанс релаксации после пережитых страданий, и, кроме того, очень хотелось поделиться подробностями битвы за красоту.

– Ты какая-то не такая, – зорко подметила Катя, хотя Леся старательно выслушивала все охи-вздохи про то, как она решилась не на общий, а на местный наркоз, чтоб не портить лишний раз анестезией мозги, как видела собственный жир в банке: фу-у-у! Как потом моталась на лимфодренаж, перевязки. Да еще все в строжайшей тайне от мужа, пока он в отъезде – это надо исхитриться!

Леся хотела, по обыкновению, отмолчаться: зачем зря сотрясать воздух своими проблемами, за это пациенты деньги не платят. Но такая в ней накопилась разрушительная сила, что она плюнула на свои принципы и показала Кате злополучный листок.

Катя с интересом вчиталась.

– Хорошо излагает. Гордишься? – спросила она по ходу чтения.

– Ты читай, читай, – подбодрила Леся.

– Ах ты, жучила! Ничего себе прожужжала! – воскликнула Катя, дойдя до «эдипова комплекса». – Давай вместе поедем, я ее научу, как за слова отвечать приходится.

– А потом она Яника научит! Вот я чего боюсь. Простить не могу и напортить боюсь.

Катя задумалась. Ненадолго.

– Все! Знаю! Оставляй листок у меня. Никуда не ходи. Жди моего звонка.

Леся послушалась.

На следующий день Катя пунктуально отзвонила:

– Тут депутат из Госдумы хочет с этой вашей училой пообщаться. Твое присутствие обязательно. Когда сможешь?

Назад дороги не было. Пришлось поблагодарить и назначить время.

Депутат, нормальный молодой мужик, чуть ли не Лесиного возраста, заехал за ней на служебной машине с шофером и охранником.

– Это для антуража, – пояснил он Лесе присутствие третьих лиц в машине.

Подъехали к школе. Школьная охрана встала грудью и не хотела пускать: не велено, пока уроки идут.

– Правильно, что не велено, – одобрил депутат, делая короткий звонок.

Через минуту навстречу бежала директриса: самолично впускать дорогих гостей.

Ей, как переходящее знамя, был вручен листочек с сочинением.

Директриса прочитала последние слова и зарделась, как маков цвет.

– Кто ж у нас в пятом «А»? А – Валентина. Все ясно.

Пока вызванная на ковер Валентина Дмитриевна добиралась до директорского кабинета, глава школы, старая толстая тетка в пиджаке немыслимой древности с привинченным к лацкану значком, свидетельствующим о высшем образовании, не молчала.