Доктор зажмурился и ничего не ответил.

Вот, значит, как. Он защищал меня до тех пор, пока это было удобно ему, а потом…

Я вышел на палубу.

Медведица, кажется, не заметила моего появления, но зато взгляды всех, кто сидел на крыше юта, устремились на меня. Я различил фигуру капитана, стоявшего впереди. Я ждал, что он начнёт кричать — команды или ругательства, — но он молчал, как и все остальные. Где-то надо мной прокричала чайка. Ведро прокатилось по палубе и со звоном ударилось о планширь. Медведица топала по палубе из стороны в сторону и тихонько рокотала.

Туда — обратно.

Туда — обратно.

Туда — обратно.

Чтобы отвести её в клетку, мне нужно было для начала привлечь её внимание. Усилием воли я заставил себя подползти поближе, но был готов бежать в любой момент.

Когда нас разделяло около десяти шагов, медведица остановилась, повернулась ко мне и принюхалась.

Я достал рыбу из ведра, поднял руку, вспомнил обиженный взгляд медведицы, когда я бросил ей кроличью ножку, и в этот раз аккуратно положил рыбину на палубу, у своих ног.

Медведица начала медленно приближаться.

Я сделал шаг назад, не спуская с неё глаз.

Один.

Два.

Три шага.

Медведица наклонилась за рыбой, прижала её лапой и оторвала кусок.

Я достал ещё одну рыбину. Снова отступил.

Один.

Два.

Три шага.

Медведица замотала головой. Кажется, ей было нехорошо. Она потрогала лапой стрелу, попавшую ей в морду, и замотала головой ещё сильнее. Пошатнувшись, она неловко перевалилась на одну сторону.

Тем временем я начал тихонько напевать — медведица посмотрела на меня, и её взгляд прояснился. Она снова потянулась за рыбой, придавила её лапой и с жадностью съела, затем подняла голову, принюхалась и пошла за мной.

Я снова отступил.

Один шаг.

Два шага.

Я наступил ногой на какую-то ткань, поскользнулся и раскинул руки, пытаясь устоять. Почти вся рыба разлетелась по палубе. Вторая нога упёрлась во что-то твёрдое, и я упал на странную бугристую кучу…

Тело. Теперь я его узнал: это моряк по имени Кетил, рыжий мужчина, который вступился за меня перед Хауком. Он поднял голову, моргнул, но в следующее мгновение его глаза закатились, и затылок с глухим стуком ударился о палубу.

Мёртв?

Нет, всё-таки он дышал. Слава богу.

Неожиданно прямо надо мной раздался громкий всхрап. Повернувшись, я с ужасом обнаружил медведицу, которая принюхивалась ко мне. Я судорожно вдохнул и не мог выдохнуть; всё моё тело сковало ужасом. Я осторожно вытянул правую руку и нащупал ведро, достал одну рыбину и протянул так, чтобы медведица могла обнюхать её своим большим чёрным любопытным носом, после чего она наклонилась и аккуратно её взяла.

Наконец я выдохнул, поднялся, взял в руки ведро и снова сделал шаг назад. Ноги разъезжались в луже крови.

Один.

Два.

Три шага.

Я оглянулся и увидел клетку прямо за собой. Открыв дверь, я встал на пороге и заглянул внутрь. Солнце ещё не успело подняться высоко над горизонтом и оказалось прямо за железной решёткой.

Я отошёл от клетки. Медведица снова трясла головой. Она цепляла лапой стрелу и тихонько порыкивала от боли и досады. Небо за её спиной сливалось с морем и казалось бесконечным. Низко над водой пролетела стайка птиц. По горизонту медленно растекалось золото, подсвечивая флотилию быстрых облаков. Вечно свободные, они могли плыть куда угодно.

Сердцу неожиданно стало тесно в груди, и я осознал, как не хочу заходить в клетку. Но я сделал это. Решётки обступили меня со всех сторон. Крыша клетки закрыла небо. Продолжая петь себе под нос, я разложил последние рыбные тушки рядом с теми, что оставил доктор, и попятился в дальний угол клетки.

Медведица подняла голову и принюхалась, словно ища в воздухе что-то потерянное и забытое, снова замотала головой, а потом устало зашла в клетку и взяла ещё одну рыбину.

Я выскользнул между прутьями и захлопнул дверь. На другом конце палубы приоткрылся люк, и я увидел доктора, который подбежал к клетке и протянул мне замок на толстой цепи. Я закрепил дверь цепью и защёлкнул замок.

Воздух наполнился радостными криками. Моряки высыпали на палубу из трюма, с мачты и крыши юта. Некоторые окликали меня; другие хлопали по плечу, когда проходили мимо. Мой взгляд уловил тёмную размытую линию на горизонте. Земля. Далеко ли? Если медведица сбежит снова…

Говорят, белые медведи могут преодолевать по морю сотни лиг.

После этого на меня обрушилась волна мыслимых и немыслимых звуков. Капитан кричал, по палубе стучали шаги, скрипели снасти, трещал большой парус, наполненный ветром. Корабль немного выровнялся и приподнялся; ветер засвистел в моих ушах и растрепал волосы.

Медведица больше не ела. Она улеглась на живот, вытянув лапы в разные стороны. Стрелы по-прежнему торчали из её тела. Я огляделся в поисках доктора: в конце концов, за здоровье медведицы отвечал именно он. Это он должен был доставить её ко двору английского короля целой и невредимой — и, между прочим, не постыдился ради этого рискнуть моей жизнью.

Я заметил, как несколько моряков укладывают раненых товарищей на носилки и тащат их на корму, но доктора среди них не увидел. Капитан расхаживал по палубе с самодовольным видом, как будто лично изгнал пиратов со своего корабля, но на самом деле это была заслуга медведицы. Это она спасла всех нас.

Торвальд похлопал меня по плечу.

— Идём, Артур, — сказал он. — Если ты не под парусом, то нужен в трюме.

— Но доктор…

— У него сейчас полно докторских дел.

— Но медведица…

— Под парусом или в трюме! У нас течь, мальчик. И пробоина увеличивается.

Он провёл меня через палубу, всё ещё запятнанную кровью, мимо моряков с вёдрами и остановился около люка. Некоторые моряки кивали мне, когда я проходил мимо; другие улыбались и повторяли: «Артур». К своему удивлению, я обнаружил, что мне очень приятно слышать из их уст своё настоящее имя, а не обидные прозвища.

Я оглянулся, чтобы посмотреть на медведицу, но Торвальд сказал:

— Иди черпай воду!

Его тон не располагал к возражениям, поэтому я присоединился к матросам на лестнице. Кто-то передал мне снизу ведро с трюмной водой, а я передал его дальше человеку на палубе. Тот в свою очередь дал мне пустое ведро, которое нужно было передать вниз.

Свет от фонарей, висящих в трюме, отражался от тёмной поверхности воды, которая поднялась ещё выше и теперь доставала тем, кто стоял внизу, до бёдер. В воде плавали небольшие бочки, время от времени ударяясь друг о друга, а среди них — тёмные лохматые фигурки. Крысы — не иначе. Моряки сновали туда-сюда; рядом стучали молотки тех, кто латал пробоину. Скрипела древесина. А ещё к общему гомону примешивалось какое-то странное журчание, которого я не слышал ранее. Но хуже всего было то, что в трюме больше не воняло, как раньше… теперь здесь пахло свежей морской водой.