Умом я понимал, как это делается, но неловкие пальцы никак не хотели слушаться. Доктор вытирал кровь, чтобы я мог видеть рану, но даже так работа шла невероятно медленно.

Наконец края раны сошлись. Стежки были неровными, но аккуратнее тех, что сделал доктор. Медведица снова вздрогнула и громко фыркнула.

— Поторопись! — воскликнул доктор.

Я сделал последние стежки, вытащил иголку, доктор обрезал нить, и я завязал её. Медведица вздрогнула и поняла, что связана. Она издала низкий рокочущий звук, открыла глаза и снова их закрыла.

— Быстро режь канаты! — скомандовал доктор и протянул мне нож.

Я перерезал верёвку, которая связывала задние лапы медведицы, а доктор — ту, которая связывала передние. Проскользнув между прутьями клетки, я попробовал перерезать верёвку, прикреплённую к шлее медведицы. Доктор сгрёб свои принадлежности в деревянный сундук и бросился к двери, которую захлопнул ровно в тот момент, когда медведица встала на ноги.

Она моргнула, мотнула головой, вытянула шею и принюхалась, как будто пытаясь понять, что с ней произошло. Затем она коснулась лапой своей морды, но не удержала равновесия и упала на живот, удивлённо охнув. Слабо рыкнув, медведица снова поднялась на ноги и сделала несколько неуверенных шагов.

Я не мог заснуть той ночью. Воспоминания о событиях дня роились в голове и беспокоили: треск и грохот, разнёсшийся по палубе, когда другой корабль врезался в нас; взлетевшее и мигом рухнувшее тело; капитан, надменно расхаживающий по палубе, будто это он одолел пиратов; медведица, мотающая головой от растерянности и боли; кровь, стекающая с её шерсти, когда она неуклюже идёт по палубе к клетке; моряки, которые кивают, улыбаются и зовут меня по имени; доктор, смущённо изучающий кривые стежки на теле зверя; испуг, когда иголка прокалывает плоть; слово «сынок».

Опасное слово. Слово, которое я всегда хотел услышать. Люди относятся к нему очень легкомысленно. Произнося его, они имеют в виду просто «мальчик». Но сегодня оно эхом отозвалось в моей памяти, пробудив давнюю тоску. Какое же обманчивое слово!

Я отлежал бок и перевернулся на другой.

Рыжеволосый моряк, Кетил. Надо спросить у доктора, как он себя чувствует. Интересно, его ранил пират или медведица? Выживет ли он?

Я слышал, как моряки продолжали откачивать воду. Хотя они заделали пробоину настолько хорошо, насколько это было возможно в открытом море, меня не покидала тревога. Корабль с трудом рассекал волны, морская пена вздымалась огромными фонтанами и обрушивалась на палубу, хотя ветер был лёгким, а море — спокойным.

И тут я вспомнил о своей котомке. Она была со мной, когда напали пираты. Но где она теперь? Письмо! Оно нужно мне, чтобы найти родню отца. Там важные сведения, имена и места. Оно нужно мне как доказательство того, что я сын своего отца!

Я не заметил котомку на палубе, когда был там один на один с медведицей. Может, я обронил её? Может, кто-нибудь подобрал её и отнёс в кладовку. Завтра поищу там.

Я попытался заснуть, но ноги снова начали зудеть, и я ощутил знакомое беспокойство, пронизывающее меня до костей. Я встал, взял спальный мешок и отправился через палубу в сторону клетки.

Медведица спала на животе. В лунном свете её шерсть отливала голубым, а большая спина и бока медленно и мерно поднимались и опускались.

Мне тоже нужно поспать.

Повязки с уха и морды почти сползли; под ними виднелась тёмная шерсть в запёкшейся крови. В полумраке я мог разглядеть участок кожи, где накладывал швы, но не видел, держатся ли они ещё. Медведица не прикоснулась к свежей рыбе, которую я для неё оставил.

Присев на корточки, я стал наблюдать за медведицей. Она ворочалась во сне, подёргивая здоровым ухом. Затем я лёг на спину и посмотрел на небо: тучи разошлись, и звёзды ярко сияли в бесконечности. Раньше медведица была свободна, жила где-то далеко, на северо-востоке, может, с медведем и медвежатами. А теперь она одна, среди незнакомцев, прямо как я.

Медведица снова пошевелилась, дотронулась лапой до носа и тихонько застонала. Я встал, вдохнул ночной воздух, пропитанный морской солью и запахом рыбы, и проскользнул между прутьев решётки. Я не подходил к медведице, а наблюдал за ней из дальнего угла.

Вдох: гигантская спина вздымается.

Выдох: опускается.

Я слышал, как моряки под нами откачивают воду, как шелестит море. Здесь мой слух уловил едва ощутимый низкий рокот медведицы. Звук, похожий на сердцебиение, или шум крови в ушах, или на тихое торжественное эхо звёзд, неторопливо путешествующих по небу.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

За решёткой светила круглая луна, как будто она тоже оказалась в заточении.

Я устроился поудобнее в уголке на полу клетки, прислонился спиной к железным прутьям и на мгновение закрыл глаза. Чуть позже я посмотрел наверх и увидел, что медведица проснулась и наблюдает за мной. Мне не было страшно.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Медведица долго смотрела мне в глаза. Интересно, снится ли мне всё это?

Она зевнула, обнажив большие белые острые зубы, и снова легла, прикрыв глаза лапой. Только тогда я провалился в сон.

Я проснулся в тревоге. Меня будто бы разбудил тихий зловещий звук. Но я никак не мог понять, что это. Открыв глаза, я увидел лёгкий предрассветный туман. Поскрипывали снасти. Ветер негромко свистел в парусе. Моряки вычерпывали воду, топали и переговаривались. Я почувствовал спиной холодную железную решётку…

И тут я вспомнил. Клетка.

Неужели я провёл здесь всю ночь?

А как же медведица?..

Я огляделся и обнаружил её рядом с собой. Спящую.

Погодите. Но она же была не здесь. Видимо, переместилась сюда ночью.

Она знала, что я здесь, в её клетке?

Мой слух уловил чей-то шёпот.

— Кажется, он проснулся.

— Давай лучше я.

— Нет. Ты бери ложку.

— Пожалуйста. Ты никогда не даёшь мне…

И тут за своей спиной я снова услышал тот самый звук, который меня разбудил: звон металла о металл.

Я вскочил на ноги.

Это был Хаук. Он водил лезвием ножа — моего ножа — по одному из прутьев решётки. Оттар был тут же. Он стучал по клетке… моей ложкой.

— Эй! — Я потянулся за ней.

Оттар быстро убрал руку.

— Что-то потерял, навозный мальчик? — спросил Хаук.

Он поднял мою котомку и потряс ею передо мной.