— Мсье Гош, миленький, нельзя ли хотьменя избавить от этого кошмара? Я боюсь сидеть за одним столом с убийцей. Авдруг он подсыпет мне яду? У меня теперь кусок в горло не полезет. Ведь мне опасноволноваться. Я никому-никому не скажу, честное слово!

— Сожалею, мадам Клебер, — сухоответил сыщик, — но никаких исключений не будет. У меня есть основанияподозревать каждого из присутствующих, и не в последнюю очередь вас.

Рената со слабым стоном откинулась на спинкустула, а лейтенант Ренье сердито топнул ногой:

— Что вы себе позволяете, мсье…следователь по особо важным делам! Я немедленно доложу обо всем капитануКлиффу!

— Валяйте, — равнодушно сказалГош. — Но не сейчас, а чуть позже. Я еще не закончил свою маленькую речь.Итак, я пока не знаю точно, кто из вас мой клиент, хотя близок, очень близок кцели.

Рената ждала, что вслед за этими словамипоследует красноречивый взгляд, и вся подалась вперед, но нет, полицейскийсмотрел на свою дурацкую трубку. Скорее всего врал — никого у него на приметенет.

— Вы подозреваете женщину, это жеочевидно! — нервно всплеснула руками мисс Стамп. — Иначе к чемуносить с собой заметку про какую-то Мари Санфон? Кто такая эта Мари Санфон? Дакто бы она ни была! Какая глупость подозревать женщину! Разве способна женщинана такое зверство?

Миссис Труффо порывисто поднялась, кажется,готовая немедленно встать под знамя женской солидарности.

— Про мадемуазель Санфон мы поговоримкак-нибудь в другой раз, — ответил сыщик, смерив Клариссу Стамп загадочнымвзглядом. — А заметок этих у меня тут полным-полно, и в каждой свояверсия. — Он открыл черную папку и пошелестел вырезками. Их и в самом делебыл не один десяток. — И все, дамы и господа, попрошу меня больше неперебивать! — Голос полицейского стал железным. — Да, среди насопасный преступник. Возможно, психопатического склада. (Рената заметила, какпрофессор потихонечку отодвигается вместе со стулом от сэра Реджинальда.)Поэтому прошу всех соблюдать осторожность. Если заметите нечто необычное, дажекакую-нибудь мелочь, — сразу ко мне. Ну, а лучше всего будет, если убийцачистосердечно покается, деваться-то все равно некуда. Вот теперь у меня все.

Миссис Труффо по-ученически вскинула руку:

— In fact, I have seen somethingextraordinary only yesterday! A charcoal-black face, definitely inhuman, lookedat me from the outside while I was in our cabin. I was so scared![4]— Она обернулась к своему благоверному и ткнула его локтем. — I told you,but you paid no attention?[5]

— Ой, — встрепенулась Рената, —а у меня вчера из туалетного набора пропало зеркальце в настоящей черепаховойоправе.

Мсье Псих, кажется, тоже хотел что-тосообщить, но не успел — комиссар сердито захлопнул папку:

— Не надо делать из меня идиота! Я —старая ищейка! Гюстава Гоша со следа не собьешь! Понадобится — ссажу на берегвсю честную компанию, и будем разбираться с каждым в отдельности! Десять душзагублено, это вам не шутки! Думайте, дамы и господа, думайте!

Он вышел из салона и громко стукнул дверью.

— Господа, мне что-то нехорошо, —слабым голосом произнесла Рената. — Пойду к себе.

— Я провожу вас, мадам Клебер, —немедленно подскочил к ней Шарль Ренье. — Это просто неслыханно! Какаянаглость!

Рената отстранила его:

— Спасибо, не нужно. Я дойду сама.

Она неверной походкой пересекла помещение, удвери на миг оперлась о стену. В коридоре, где никого не было, ее шагубыстрился. Рената открыла свою каюту, вынула из-под дивана саквояж и сунулаподрагивающую руку под шелковую обшивку. Лицо ее было бледным, но решительным.Пальцы в два счета нащупали металлическую коробочку.

В коробочке, холодно поблескивая стеклом исталью, лежал шприц.

Неприятности начались прямо с утра. В зеркалеКларисса явственно разглядела две новые морщинки — едва заметными лучиками онипролегли от уголков глаз к вискам. Это все солнце. Оно здесь такое яркое, чтони зонтик, ни шляпа не спасают. Кларисса долго рассматривала себя вбезжалостной полированной поверхности, натягивала пальцами кожу, надеялась,может, это со сна и разгладится. Дорассматривалась: извернула шею так, чтоувидела за ухом седой волосок. Тут уж стало совсем грустно. Может быть, тожесолнце? Волосы выгорают? Нет, мисс Стамп, не обманывайте себя. Как сказал поэт,

И белое дыханье ноября

обдало скорбью, косы серебря.

Привела себя в порядок тщательней обычного.Седой волосок безжалостно выдернула. Глупо, конечно. Кажется, у Джона Доннасказано, что секрет женского счастья — умение вовремя перейти из одноговозраста в другой, а возрастов у женщины три: дочь, жена и мать. Но как перейтииз второго статуса в третий, если никогда не была замужем?

Лучшее средство от подобных мыслей — прогулкана свежем воздухе, и Кларисса отправилась пройтись по палубе. При всей своейнеобъятности «Левиафан» давно уже был измерен ровными, неспешными шагами — вовсяком случае, верхняя его палуба, предназначенная для пассажиров первогокласса. По периметру триста пятьдесят пять шагов. Семь с половиной минут, еслине любоваться морем и не болтать со знакомыми.

По раннему времени знакомых на палубе не было,и Кларисса беспрепятственно прошлась вдоль правого борта до самой кормы.Пароход плавно взрезал бурую поверхность Красного моря, от мощного винта кгоризонту тянулась ленивая седая борозда. Ох, жарко.

Кларисса с завистью понаблюдала за матросами,которые драили медные бляшки перил ярусом ниже. Хорошо им в одних холщовыхштанах — ни лифа, ни панталон, ни чулок на тугих подвязках, ни длинного платья.Поневоле позавидуешь дикому мистеру Аоно, который расхаживает себе по кораблю всвоем японском шлафроке, и никого это не удивляет — азиат.

Она представила, что лежит в полотняномшезлонге совершенно без всего. Нет, пусть в легкой тунике, как древняягречанка. И ничего особенного. Лет через сто, когда человечество окончательноизбавится от предрассудков, это будет в порядке вещей.