– Но от пуль же получаются большие дырки?!

– Так у неё и уши были дай боже! У неё всё было большое. Я помню, как она гладила меня по голове своей большой рукой.

– У тебя ноги подгибались, да?

– Нет. Рука была лёгкой, как пух. Но она бывала и другой. Знаешь, как мы захватывали корабли? Вооружённые до зубов пираты выстраивались по росту вдоль борта. Обычно я стоял последним. Клара Карловна обходила строй и шлёпала нас одного за другим пониже спины. Если корабль противника находился близко – шлёпала слегка, если далеко, на горизонте, то шлепок был сильным. Мы перелетали на чужой корабль и кидались в бой. А вместо серёжек моя первая учительница носила настоящие якоря.

– Но это же некрасиво?!

– Ещё как красиво! Якоря были с королевского корабля: из чистого золота, усыпанные крупными бриллиантами.

– Тяжёлые?

– Очень тяжёлые. Такой якорь и сто человек не поднимут. Однажды эти серёжки спасли ей жизнь. Клара Карловна загорала в шлюпке посреди океана. Она была в красном бикини – это такой очень открытый купальник…

– Папа, я знаю!

– …и в больших модных солнцезащитных очках. Вдруг откуда ни возьмись появились сто вражеских кораблей – целый флот! Окружили нашу красавицу со всех сторон, пушки навели, в рупор кричат: «Сдавайтесь, Клара Карловна!» Она не растерялась. Достала из-под банки – так скамейки в шлюпках называются – свою шкатулку с драгоценностями. Нацепила серёжки – и шлюпка под тяжестью якорей сразу пошла ко дну. Лёгкие у Клары Карловны тоже очень большие, и она спокойно провела под водой не меньше часа. Вражеский флот тем временем бомбил пустой океан. Ядра опускались на дно и ложились на песок вокруг шлюпки. Клара Карловна не привыкла сидеть сложа руки. Она собирала и складывала ядра в шлюпку.

Через час эскадра расстреляла весь боезапас. Тогда, убрав серёжки в ларец, Клара Карловна всплыла и забросала корабли ядрами. Она бы их все потопила, если бы они вовремя не сдались. Адмирал флота не мог глаз отвести от загорелой пиратки в красном купальнике и первым поднял на фок-мачте своего корабля белый флаг.

– Федя тоже с меня глаз не сводит. Сегодня на природоведении Зинаида Ивановна ему даже замечание сделала.

– А Феде понравится, когда ты себе уши проткнёшь?

– Конечно, понравится… Хотя, может, пока не прокалывать, а? Это же в поликлинике делается, а сейчас эпидемия гриппа – ещё заразимся там.

– Ладно, дочка, не будем. Ты меня уговорила.

– Папа, ты прогуливал уроки?

– Нет. То есть…

– Значит, прогуливал. А какие уроки?

– Угадай сама, по какому предмету я учился хуже всего?

– Сейчас подумаем. С математикой у тебя всё хорошо, с литературой – тоже. Историю ты любишь… Английский, правильно?!

– Точно.

– И как ты прогуливал?

– В кино ходил, по городу гулял. Как-то раз даже в Африку от контрольной сбежал.

– Каким образом?

– У меня был сосед-лётчик. Мы играли с ним в шашки на желание. Он проиграл и должен был выполнить всё, что я попрошу. Разумеется, в разумных пределах. Вот я и сказал: у меня каникулы, возьмите с собой в Африку.

– Обманул летчика, да?

– Почему обманул?! Я просто умолчал, что каникулы я себе сам устроил. И мы отправились в Африку. Летим на бреющем полёте…

– Это как?

– Низко, над самым лесом, то есть джунглями. А у лётчика привычка была: на бреющем полёте он брился. Открыл кабину, чтобы ветерок обдувал, и зажужжал электробритвой. И вдруг в кабину залетела громадная зелёная муха цеце. А эти мухи – разносчицы сонной болезни. Укусила она лётчика, и он крепко заснул. Я занял его место и посадил самолёт на поляну среди девственного леса…

– Ты управлял самолётом?! Сколько тебе тогда лет было?

– Это случилось в одиннадцатом классе – значит, шестнадцать. А управлять – лётчик по дороге научил. Выбрался я из кабины и пошёл прогуляться, ноги размять. И вдруг меня окружили воинственные африканцы, копья наставили и увели в глубь леса. Что они хотели со мной сделать, не знаю, но вид у них был очень кровожадный. И тут я заговорил по-английски.

– Зачем?

– Как зачем?! А на каком языке с ними объясняться? Не на финском же?

– А ты финский знаешь?

– Нет. Но негры были для меня иностранцами, а английский – единственный иностранный язык, на котором я мог связать два слова. И мне повезло – вождь этого племени оказался выпускником то ли Оксфордского университета, то ли Кембриджа – и в совершенстве владел английским.

– И вы с ним разговорились?

– Нет, наоборот. Он услышал моё ужасное произношение и, зажав уши руками, кинулся бежать. Его соплеменники не поняли, что к чему, и дисциплинированно устремились за вождём. Я тоже дал дёру, только в противоположную сторону. И очень скоро оказался окружённым другими африканцами. Вот тут-то я натерпелся!

– Тебя хотели съесть?

– Хуже. Вождь этого племени окончил Университет дружбы народов и говорил по-русски. В память о России над входом в его хижину висел выцветший бледно-розовый лозунг «Миру – мир!». Живя в Москве, будущий вождь фотографировался со всеми своими друзьями и подругами, а тех и других у него была тьма-тьмущая. И мы три часа без передышки смотрели фотоальбомы. Он тыкал чёрным пальцем с розовым ногтем в очередную фотографию и, широко улыбаясь, пояснял: «Это Катя… Это Вера… Это Зоя… Это Алексей…» Потом он устроил перерыв и ушёл распорядиться насчёт обеда, и я удрал.

– И оказался в плену у третьего племени?

– Нет. Лётчик наконец проснулся и стал подавать сигналы. Я выбрался из джунглей на поляну, и мы взлетели. Увы, на этом моё везение кончилось. До лётчика вдруг дошло, что в середине апреля никаких каникул не бывает. Он повернул назад и сбросил меня на парашюте прямо во двор школы. Наш одиннадцатый «А» находился на четвёртом этаже. «Англичанка» увидела за окном мою физиономию и поманила пальцем. За контрольную я получил «пару». Дома был скандал. Пришлось взяться за ум: зубрить слова, писать километровые «шпоры».

– И какая отметка была у тебя за год?

– Твёрдая тройка… с минусом. Кстати, завтра у тебя английский. Елизавета Фёдоровна опять, наверное, много задала?

– Вечером сделаю.

– Вот-вот, вся в отца!

– Ладно, сейчас начну.

– Папа, а правда, что курить вредно?