– Я что-то пропустил. Ты на меня злишься, но не из-за того, что я впустил в дом огромную собаку?

Тринити пожала плечами:

– Он вполне безобидный.

– Не уклоняйся от ответа на мой вопрос.

Она посмотрела на него с нескрываемым раздражением, но на Зака это никак не подействовало.

– Что произошло во время твоего разговора с начальницей? – спросил он, подойдя к ней.

– Я уже сказала.

– Не все.

– Я рассказала Кейт всю историю. Она удивилась, но отнеслась к моему поступку с пониманием. Мы говорили о погоде, о тебе…

– Обо мне?

– О твоей репутации.

– Понятно. О чем еще?

Она раздраженно вздохнула:

– Кейт попросила меня перезвонить ей позже.

– Иначе она тебя уволит?

– Что-то в этом роде.

«Что-то ты скрываешь?» – подумал Зак, глядя в ее блестящие, широко распахнутые глаза. Он должен это выяснить. Тринити Мэттьюз заинтриговала его так, как не удавалось ни одной женщине до нее, и, судя по всему, ее тоже к нему влечет.

Около полудня включили электричество. Через пять минут после этого Зак получил текстовое сообщение. Качая на руках малышку, Тринити смотрела на задумчивое выражение его лица, с которым он его читал.

– Это Крессида Кэссиди из службы опеки, – сказал он. – Дороги все еще не расчищены. Они смогут до нас добраться не раньше завтрашнего дня. Насчет малышки по-прежнему ничего не известно. Ее пока никто не ищет. – Глядя на экран, он нахмурился: – Интересно, какими домыслами обрастет эта история, когда о ней узнают щелкоперы из таблоидов?

Тринити внутренне содрогнулась. Несомненно, он считает ее одной из этих людей.

– Скажи мисс Кэссиди, что малышка в порядке, – пробормотала она. – Я о ней позабочусь.

Кивнув, он быстро набрал ответное сообщение и, отправив его, подошел к Тринити и провел кончиком пальца по щеке малышки.

– Она выглядит так, словно вот-вот снова заснет.

– Думаю, она еще не готова, – ответила Тринити.

– В таком случае почему бы нам не посидеть здесь немного?

– Ей нравится, когда ее качают.

– Смотри, а то руки отвалятся.

– Не хочешь меня сменить?

Он убрал руку:

– У тебя лучше получается.

Тринити глубоко вдохнула:

– Если мне придется провести еще одну ночь в твоем доме, мы с тобой будем спать в разных комнатах.

Его взгляд задержался на ее губах.

– Я думал, тебе понравилась наша лежанка у камина.

Она подошла к креслу, на котором обычно спала малышка.

– То, что произошло между нами вчера, больше не повторится.

– Нет?

– Нет, – подтвердила она, стоя к нему спиной.

– А если я все-таки решу это повторить?

От его хриплого голоса ее бросило в жар, но она все-таки заставила себя повернуться и посмотреть ему в глаза:

– Я твой враг, забыл? Ты не боишься, что я подойду слишком близко и выведаю все твои секреты?

– Пожалуйста.

Его взгляд посуровел. В нем не осталось ни капли тепла. Когда он отвернулся, Тринити испытала чувство разочарования. Чем скорее закончится вся эта история, тем лучше. Ей остается лишь молиться о том, чтобы власти поскорее нашли мать Бонни.

Зак подошел к камину и начал подкладывать в очаг поленья. Решив, что малышка крепко уснула, Тринити осторожно положила ее на одеяло, расстеленное на кресле. Когда Бонни пошевелилась, она подумала, что та просто ложится поудобнее. Но вдруг малышка открыла глаза и захныкала. Тогда Тринити вспомнила фразу, которую часто повторяла ее приемная мать.

Если ты позволишь ребенку поплакать, ничего страшного не случится.

Те дни, когда Нора Эршно заботилась о малыше, были лучшими и одновременно с этим худшими в детстве Тринити. Она помогала приемной матери заботиться о нем, проводила с ним все свободное время. Но режим дня в доме Норы Эрншо был строгим. В семь вечера Тринити чистила зубы, и после этого ей нельзя было выходить из своей комнаты. Когда она слышала через стену плач малыша, у нее разрывалось сердце. Возможно, он плакал потому, что хотел есть, но Тринити всегда думала, что он просто хотел, чтобы ему спели колыбельную. Много раз ей хотелось нарушить запрет и выскользнуть из своей комнаты, но ей не хватало духу. Она просто лежала в постели и смотрела в темноту полными слез глазами.

Прогнав болезненные воспоминания, она снова взяла Бонни на руки. Возможно, она ее балует, но разве объятия бывают лишними?

Зак посмотрел на них, но ничего не сказал. Убрав кочергу, он пошел назад к столу, на котором лежал открытый ноутбук. Пока Зак работал, Тринити качала на руках малышку.

Через двадцать минут Бонни заснула, и Тринити снова положила ее на кресло. Но только она начала убирать руки, как глаза малышки открылись и нижняя губа задергалась. Тринити тяжело вздохнула. Что она делает не так?

Взяв малышку на руки, она потрогала ее лоб. Жара не было. Она огляделась. На улице по-прежнему шел снег, но, несмотря на это, в доме было светло.

– Зак, ты не мог бы опустить ставни? – попросила она.

– На этих окнах нет ставней.

– Разве для тебя не важно уединение? – удивилась она.

– Кто в этой глуши может заглянуть в окно? Никто. Разве что медведь.

– Я подумала, что Бонни уснет, если будет темно. Попробую уложить ее в своей комнате. – В той, где она переодевается и хранит свои вещи. – Кроме того, там тише. – Им не придется ходить на цыпочках и разговаривать шепотом. – Ты не мог бы принести несколько подушек?

– Сейчас.

Встав из-за стола, он подошел к встроенному шкафу и, достав оттуда подушки, отнес их в ее комнату и без ее указаний расположил прямоугольником посередине кровати и укрепил конструкцию снаружи одеялом. Убедившись, что подгузник на малышке сухой, Тринити положила ее в импровизированную колыбель.

Прошла минута, затем еще одна. Бонни не хныкала и не шевелилась. Похоже, она наконец крепко уснула. Наверное, дело было в отсутствии дневного света. А может, бедняжка просто устала. Тринити почувствовала облегчение.

– Ты это сделала, – прошептал Зак.

– Скрести пальцы на удачу.

– Как долго младенцы спят днем?

– Мы это узнаем. Надеюсь, что не менее двух часов.

Бросив на Бонни нежный взгляд, она вышла из комнаты вслед за Заком. Когда он начал закрывать дверь, она ему помешала, схватив его за рукав.