Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Теперь-то мне все ясно, Владимир Александрович! — многозначительно протянула главный врач. — Все! Вопросов больше не имею.
Данилов снова сел. Он прекрасно понял, что хотела сказать главный врач. Не то, что она поняла сказанное насчет «Лексуса», а то, что ей стало ясно, почему Данилов сменил столько мест работы.
«Поздравляю, Вольдемар, — сказал он себе, уже жалея, что не смог сдержаться. — Высказался, отвел душу. Так и до окончания испытательного срока не дадут доработать».
Журнал Данилов больше не открывал. Не потому, что собрание стало интереснее, а потому, что главный врач то и дело посматривала в его сторону. Закончилось довольно быстро. «Так можно и прямо сегодня без работы остаться. Уволит с выговором за нарушение дисциплины как не выдержавшего испытательного срока. Статья восемьдесят первая трудового кодекса, часть шестая. Расторжение трудового договора по инициативе работодателя вследствие однократного грубого нарушения работником своих трудовых обязанностей. Елена так часто поминает в рассказе о рабочих делах эту статью, что хочешь не хочешь, а запомнишь. С такой записью в трудовой книжке искать новую работу будет весьма проблематично — восемь из десяти дверей будут автоматически передо мной закрываться.
Интересно, можно ли считать чтение на собрании нарушением трудовой дисциплины? — подумал Данилов. — А какая, впрочем, разница? Захотят — так во время следующего „санитарного обыска“ шприц в мусорку подкинут. Это уже будет настоящее грубое нарушение. Надо ж было так влипнуть… Ладно, снявши голову, по волосам не плачут. Буду работать. Еще, чего доброго, и главного врача с заведующей пересижу. Вот, правда, не факт, что на „Лексус“ заработать удастся, ну так хрен с ним, с „Лексусом“. Не жил хорошо, так нечего и начинать».
Собрание закончилось довольно быстро. Еще где-то пять минут выступала главный врач, затем каялась и охала заведующая отделением медицинских осмотров, потом выступила главная медсестра, которая неизменно высказывалась по любым вопросам, затем недолго, мимоходом, пропесочили за небрежное ведение документации дерматолога Низаметдинова и разошлись.
Несмотря на столпотворение в проходах (всем хотелось уйти побыстрее — кто торопился домой, кто на прием), вокруг Данилова образовалось небольшое, можно сказать — совсем крошечное, свободное пространство. «Главный симптом опалы», — усмехнулся про себя Данилов.
Кажется, нигде еще он не умудрялся столь быстро испортить отношения с администрацией. Всего каких-то две недели. Рекорд! Только медалей за этот рекорд не полагается.
На выходе из зала Данилова перехватила непосредственная начальница — заведующая физиотерапией. Перехватила в прямом смысле этого слова — цепко схватила за рукав халата и, не говоря ни слова, потянула в сторону. У Данилова мелькнула глупая мысль, что его хотят поставить в угол за плохое поведение, но до угла Ангелина Александровна не дошла — остановилась где-то на полпути, обернулась к Данилову и зашипела прямо ему в лицо:
— Вы что, с ума сошли? Разговаривать с главным врачом в подобном тоне, да еще на людях! Идите и извинитесь, прямо сейчас!
Пользуясь тем, что его больше не держали, Данилов отступил на шаг назад, чтобы не чувствовать неприятного запаха изо рта заведующей.
— Мне не за что извиняться, — сухо, едва ли не грубо, сказал он. — Я высказал свое мнение в корректной форме, причем только после того, как главный врач настойчиво добивалась от меня ответа.
— Вы что, не понимаете? — ужаснулась Ангелина Александровна. — Вам же теперь не дадут спокойно работать! И мне, за компанию, тоже!
— Сожалею, — развел руками Данилов, — но ничем помочь не могу. Не в моей власти. Если вы не возражаете, то я пойду, хорошо? Моя смена уже закончилась.
— Идите! Если вы считаете, что вы правы, то идите!
«А тебя, оказывается, можно вывести из себя, — подумал Данилов, заметив, как раздуваются крылья носа Ангелины Александровны и наливается красным ее лицо. — Нужен только подходящий повод».
— До понедельника! — вежливо сказал он.
— До понедельника! — В голосе заведующей звучала угроза, смешанная с раздражением.
Судя по всему, последний понедельник уходящего года обещал стать для Данилова непростым днем. Из тех дней, которые запоминаются надолго, порой — на всю жизнь.
У входа в метро парень и девушка в красных «сантаклаусовских» колпаках раздавали прохожим рекламные листовки. Но не просто раздавали, как это делает подавляющее большинство, а старались чем-то рассмешить — шуткой, гримасой, жестом. Иногда им это удавалось, и тогда они начинали смеяться сами — словно переливались, вторя друг другу, два звонких колокольчика. Смеялись они столь заразительно, что вокруг них сразу собиралась маленькая толпа из вечно спешащих москвичей и втянувшихся в столичный ритм приезжих. Данилову показалось, что народ останавливается не из любопытства и тем более не ради получения рекламной листовки, а просто из желания полюбоваться на счастье, пусть даже на чужое, мимолетное.
Настроение у Данилова немного улучшилось. Стоя на эскалаторе, он думал о хорошем — о новогоднем празднике, до которого осталось совсем немного, о подарках и о том, что хорошего в жизни куда больше, чем плохого.
Понедельник прошел спокойно, без придирок и нервотрепок. Никому из начальства, кроме заведующей, не было до Данилова ровным счетом никакого дела, да и Ангелина Александровна сильно не досаждала. Сказала пару слов по текущим делам — и все. Ни нравоучений, ни советов образумиться.
— Как вы, однако, главному врачу ответили! — По тону Аллы Вячеславовны нельзя было понять, одобряет она пятничное выступление Данилова на собрании или нет. — Недаром говорят — в тихом омуте черти водятся…
— Где только эти черти не водятся, — сказал Данилов, просматривая лежавшие на его столе процедурные карты. — Только здесь более уместна другая поговорка: «Не буди лихо, пока оно тихо». Сидит себе человек, помалкивает, и нечего к нему придираться.
Во вторник Данилов встретился с главным врачом в коридоре. Поздоровался и пошел дальше. Главный врач ответила на приветствие, но задерживать не стала. И к себе не вызвала.
В среду на собрании сотрудников в адрес Данилова не было сказано ни слова, хотя сам он не исключал возможность придирок. Вроде как и не к чему придраться, но начальство всегда найдет повод, было бы желание. Тем более в физиотерапии, где в любой момент можно прицепиться к любому аппарату, к любой проводимой процедуре. Несоблюдение техники безопасности — благодатная почва для взысканий, как реальных, так и надуманных.
Объяснений такому поведению администрации могло быть три.
Первое и самое вероятное — готовят крупную пакость, не хотят размениваться по мелочам. Стрелять — так наповал. Подставлять — так капитально, чтобы ни один суд не смог оспорить увольнение.
Второе — в конце года, когда дел по горло, нет времени связываться. Отложили месть на следующий год.