Этот эпизод из студенческой жизни Рыбникова, а также история их с Ларионовой любви легли в основу фильма Петра Тодоровского «Такая чудная игра». Там один из главных героев, Рыбкин, сидит в шкафу с микрофоном, и он же безумно влюблен в одну студентку, которую играет Маша Шукшина.

В фильме Петра Тодоровского «игра» заканчивается трагически: героев расстреливают на Лубянке. В жизни – исключением Рыбникова из комсомола. Из института его не отчислили – Герасимов отстоял.

В дипломном спектакле «Юность Петра» он блестяще сыграл Петра I. В те годы он был худым, а великаном не был никогда, но все сошлись во мнении в правильности выбора его на эту роль. Говорят, театральная Москва ходила посмотреть на молодого актера в этом спектакле.

Николай Рыбников окончил ВГИК вместе со своим курсом в 1953 году.

Первой значительной ролью Николая Рыбникова в кино был Котька Григоренко в «Тревожной молодости» режиссеров Александра Алова и Владимира Наумова. В фильме о комсомолии 20-х годов, когда в острой борьбе сталкивались взгляды, характеры, Рыбников сыграл предателя и отщепенца. Надо же – Рыбников, с его улыбкой, лицом, с его, как теперь принято говорить, «положительным обаянием»!

О том, как создавался этот фильм, рассказывает молодой дебютант тогда, а ныне народный артист СССР, известный кинорежиссер, поставивший немало замечательных картин, среди которых такие как «Мир входящему», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», художественный руководитель студии «Союз» Владимир Наумович Наумов.

«Когда я вспоминаю съемки нашего первого с Аловым фильма „Тревожная молодость“, по трилогии Владимира Беляева „Старая крепость“, мне кажется, что все это происходило очень давно, в другой жизни, далеко-далеко, в другой даже стране под названием Украина.

В картине снимались Лавров-старший, отец нашего знаменитого ленинградца, блестящий актер и замечательный человек, Тамара Логинова, Изольда Извицкая, Николай Рыбников, Сергей Гурзо. Согласился сыграть у нас, дебютантов, совсем маленькую роль Борис Бабочкин, легендарный исполнитель Чапаева.

При отборе актеров проводились тщательные пробы. В те годы обходиться без них было нельзя. Это теперь я никого не пробую. Я считаю, что вообще пробы – неправильная вещь. Они унизительны для актера, особенно с именем. К тому же есть такие специалисты по пробам, которые пробуются очень удачно, а потом в картине у них ничего не получается. И наоборот: есть хорошие актеры, которые не умеют пробоваться. Пробы – это совершенно другая система оценок, отношений актер – режиссер, и обстановка на них не такая, как на съемках.

К примеру, Смоктуновский, гениальный актер, он играл у меня в „Белом празднике“. Я сразу пригласил его в картину. Но мы решили сделать что-то вроде пробы грима, прощупать какие-то „кусочки“ и в пробном формате снять это на пленку. Процедура эта оказалась мукой и для него, и для меня. Только время и нервы потратили.

На роли в „Тревожную молодость“ мы пробовали очень много актеров. Трудно было сравнивать их друг с другом на экране: у одного одно лучше получается, у другого – другое. Но в Рыбникове мы сразу увидели то, что нам было нужно: внутреннюю нервную пульсацию, некий нервный „изгиб“. На роль Котьки Григоренко необходим был не уравновешенно-спокойный человек и даже не просто с нормальной психикой человек. Я вовсе не хочу сказать, что у Коли было в природе то, что нам надо, нет – он умел это почувствовать, понять и сыграть.

Например, есть там эпизод, который мы, репетируя, сочинили – нам он показался интересным пластически, когда они с Лавровым ходят вокруг стола, разговаривая друг с другом. Искусственность этой мизансцены, выдуманность ее была налицо, никакой необходимости в ней не было, герои могли вести разговор и по-другому. Но этот ход давал нам возможность показать напряженность разговора – замкнутый круг, с одной стороны, а с другой – его бесконечность, незавершенность, то, что связано с понятием круга. Могут быть еще какие-то измышления, искусствоведческо-философские, так сказать. Но суть не в этом, а в том, что оправдать чувственно-актерски такую вычурную мизансцену очень трудно, далеко не каждому актеру под силу.

Кадр из кинофильма „Тревожная молодость“. 1954 г.

Рыбников же обладал таким качеством, что мог сделать своей предложенную ему или выдуманную вместе с ним ситуацию. Он был наивен, верил, что это он сам придумал. Или делал вид. А может, это было его актерское „приспособление“.

Вообще в нашем выборе был некий парадокс, и впоследствии это было доказано на экране. Может, Рыбников где-то и делал что-то похожее. Но во всех картинах, которые я видел с его участием, он использовал свой психофизический аппарат совершенно в другом направлении. Это был такой рабочий парень, ходил с гитарой, пел… И нигде он не повторялся, везде играл великолепно. В „Тревожной молодости“ он раскрыл совершенно другую сторону своего таланта, своей актерской души.

Он обладал абсолютным чувством правды, был очень натуральный и человек, и актер. Не мог сфальшивить.

Есть актеры, которые играют характер, как это мы называем, „плюсиками“ разными, что-то прибавляют, изображают кого-то. Рыбников же въедался в образ, врастал в него, становился им.

У меня до сих пор на руке шрам. В финале „Тревожной молодости“ есть сцена драки с ножом. Мы с Колей репетировали, и он меня порезал. Но виноват я, конечно, потому что полез не в свое дело. Всякие трюки мы тогда делали сами, трюкачей не было. А Коля врос в образ, вот и оставил мне на память отметину на руке. Шрамчик небольшой, но прошло столько лет, почти полвека, а он у меня иногда побаливает, суставчик, в который он ножом попал, ноет. И я говорю: „Ах, Коля Рыбников! Это ты сделал“.

И еще у Рыбникова было одно замечательное качество. Думаю, оно послужило подсказкой при выборе его на роль. Кстати говоря, очень многие актеры, которые снимались у меня, обладали этим качеством, потому что я считаю его очень существенным, это – умение молчать.

К примеру, в „Беге“ Хлудова Дворжецкий играет – актер, который умеет на экране молчать. Рыбников в наших с Аловым фильмах открывает этот ряд.

Есть актеры, у которых отсутствует текст, и он сам вместе с текстом отсутствует, как ни старается. А есть такого рода актер: он молчит, а от него нельзя оторвать глаз, и он „слышен“. Мы с Аловым условно называли это „внутренней тишиной“.

Рыбников умел смотреть внутрь себя. Драгоценнейшее качество! Не всегда, как мне кажется, используемое им впоследствии, да и нами оно не до конца было использовано. Но мы уже тогда понимали, что умение актера молчать придает значительность персонажу. Рыбников был личностью и часть своей личности адресовал, на время доверял роли. Очень хороший актер!

Он и игравший у нас в „Тревожной молодости“ Сергей Гурзо года через два стали очень знамениты, стали чуть ли не властителями дум современной им молодежи. Внешне они с Рыбниковым были абсолютно не похожи. Не скажу, что у них много общего как у актеров. Не скажу потому, что общее у актера с кем-то – это, на мой взгляд, вовсе не похвала. Достоинство актера в том, что он особенный, один, неповторимый, индивидуальность.