Жером никогда не был таким. Да, он был высоким и статным, но ему всегда было далеко до Макса.

И сейчас глядя в горящие глаза не могу и пошевелиться, будто скованная по рукам и ногам невидимыми цепями. Боюсь его гнева, реакции на это все. Трудно предугадать, что он скажет и как поступит. Он же бешеный. Неадекватный человек.

А еще, его назвали Бесом. Кинг Конг назвал его Бесом… Не парня позади его. А Макса. Ошибки быть не может. И никто не поправил его.

— И кто из Вас Бес? — перевожу пальцем с брата на брюнета, чувствуя себя участницей неудачного розыгрыша. Перед глазами от нервов даже начинает двоиться. — Надеюсь вон тот красавчик, потому что ему я девственность отдам с удовольствием. Я против инцестов и кровосмешения. Игра Престолов мне очень понравилась, но не настолько.

— Подгони машину, пожалуйста. Я с ней сам разберусь. — устало выдаёт Макс, не оборачиваясь к парню, продолжая стоять рядом со мной. По пульсирующей венке на виске могу лишь догадаться, что мои слова ожесточили и раззадорили еще больше.

Тот кивает, бросает на меня полный сожаления взгляд, и нерешительно уходит, оставляя нашу компанию в одиночестве.

Становится совсем неуютно. Кутаюсь в огромную куртку, чтобы прикрыть срам. На нервной почве соски превратились в маленькие камешки, кажется прорежут плотную кожу. Так заострились. В голове салат и трудно понять его ингредиенты.

Опускаю виновато глаза. Все как всегда. Алёна нашкодила, а Максу разгребать за ней. Будет сейчас отсчитывать, вижу это уже по недовольно раздувающимся ноздрям.

— Значит, Бес — это ты? — повторяя тихо и менее решительно, чувствуя тяжёлый взгляд на себе. Нужно же с чего-то начать. Он тоже не решается ничего сказать мне. Наша встреча намного холоднее, чем я представляла. Видимо нас связывают только родственные узы и кровная связь. Больше ничего общего. Ни одного слова не находится.

— Ага, это я купил твою чёртову девственность. Охренел, когда увидел! Продолжение празднования совершеннолетия? Не жабоед, так значит кто угодно? — злобно шипит он в ответ, выплёвывает это в лицо. Его руки сжимаются в кулаки. Брата даже потряхивает. Мне становится страшно, что он меня ударит. Массивные ладони, то сжимаются в кулаки, то разжимаются. Уверена, что если бы мы остались наедине, то он перекинул бы меня через колено и отшлепал. — Что же тебе твой ненаглядный и благородный, пример всем мужчинам на белом свете, дал всего сколько там евро… во сколько он оценил Ваши отношения?

От слов брата воздух застреет в горле, превращаясь в горячий свинец. Видимо он решил наказать и добить меня словесно. Будто мне всего этого было мало.

— Откуда знаешь про Жерома? — спрашиваю машинально, не задумываясь. Макс специально припомнил все мои дифирамбы, которыми я восхваляла Жерома, сравнивая насколько он превосходит брата.

— Встретились случайно, выписал ему направление в травмпункт. — сквозь зубы продолжает Макс, он словно распыляется все сильнее. Мне становится реально страшно, что в ход сейчас пойдут отбойные молотки (его руки). — Лучше ты ничего не могла придумать, чтобы раздобыть деньги, пустоголовая? А если бы я не оказался здесь случайно, что тогда?

— Раздвигала бы ноги за евро. — в тон ему отвечаю я, чувствуя себя обиженной. Скрещиваю руки и надуваю нижнюю губу. Вместо слов утешения он оскорбляет меня. Просто катком по мне проходит. — Были варианты лучше? Мне некуда было идти! Меня пытались убить! Изнасиловать! И помочь мне было некому! Пока ты шатался по барам и казино, в которые как оказалось ты случайно заходишь, я спала в коробке на улице! А Мама с папой…

Мой голос начинает дрожать, чувствую как слезы начинают катиться по щекам. Быстро протираю тыльной стороной ладони щеки. Плотина прорывает. Я больше не могу держаться. Барьеры сломлены. Трудно быть сильной и запечатывать всю эту боль в себе. Пытаюсь остановиться, но не могу. Стыдно плакать, как маленькой девочке.

Все тело содрогается в громких рыданиях, я медленно начинаю оседать на пол. Макс оказывается рядом и прижимает к себе, не дает упасть, обхватывает и ласково гладит по голове, спине. Широкие ладони разгоняют страхи и притупляют боль. Его родной запах убаюкивает.

— Хватит, малышка. Хватит. Все будет хорошо. — он так ласков и нежен. Брат был таким последний раз лет десять назад, если не больше. Он берет меня на руки и убаюкивает стоя. Просто как младенца укачивает. — Ну иди ко мне.

— Отпусти меня! — пытаюсь оттолкнуть его, не хочу чтобы он жалел меня, когда внутри все клокочет. Чувствую же как он злится. — Ты чудовище! Мужлан необразованный. Вместо того, чтобы сказать как ты рад меня видеть, ты сразу начинаешь отчитывать. Сыпешь оскорблениями, как новогодняя пушка конфетти.

— Я рад тебя видеть. — Макс усердно старается говорить спокойно. Сдерживает изо всех сил своего внутреннего зверя. Его сердце так сильно стучит, что я чувствую его ладонями, прижимающимися к его груди. — Просто очень беспокоился за тебя, Сестрёнка.

— Тогда почему ты так груб? — со стороны я действительно напоминаю ребенка. Хлюпаю носом, прижимаясь к нему. Он качает меня и успокаивает, а я капризно избиваю его кулаками. Брат прижимает меня к себе сильнее. Полы куртки распахиваются, и я практически прижимаюсь к нему голой грудью и затвердевшими сосками. Становится неловко и жарко. Тут же затихаю.

Макс видимо тоже это чувствует, потому что перестаёт укачивать и хрипло говорит Каину:

— Нужно идти к выходу. Ты идти сможешь сам?

Макс выносит меня на руках на парковку. Он такой огромный, что я могу уместиться у него на ладони. Он усаживает меня в машину и помогает забраться раненому Каину. Карине дает деньги — пухлую пачку, говорит какие-то наставления и садится сам на переднее сиденье.

Друг Макса срывается с места, сразу выжимая под двести, унося нас прочь из от этого места.

— Аленёнок, дай мне сигареты из правого кармана. — детское, почти забытое прозвище вызывает во мне волну нежности, служит обезболивающим. Макс называл меня так в детстве, когда мы играли. Тогда мы были не разлей вода. Пока мой мозг повторяет про себя «Алененок» как мантру именно его голосом, даже не воспринимаю его вопрос. Лишь постепенно до меня доходит, когда я рукой в кармане нащупываю сигареты, что куртка принадлежит ему. Иначе откуда бы он мог знать, что там лежат сигареты?

От этого открытия я даже прикусываю внутреннюю сторону щеки. Я узнала его по запаху. Даже сама не поняла ничего, но как животное различила родное. Как я могла помнить запах брата, мы так долго не были близки. Чтобы он сказал, если бы он знал, что я ее обнюхивала, то засмеял бы меня. Краснею. Не дай Бог его друг ему расскажет об этом.

Машинально протягиваю сигареты, чувствуя что-то необъяснимое, шевелящееся червячком в моем сердце. Странно, по-новому разглядываю упрямое лицо моего брата. Оно очень красивое, в чем-то изящное.

— Если ты знал, что это я, почему послал его в комнату? Хотел поиздеваться надо мной? — когда состояние шока проходит, я начинаю чувствовать себя обманутой. Поднимаются волны возмущения. Это в стиле моего брата. Ему нравится подчеркнуть какая я избалованная и бездарная. Нужно преподать мне урок. — Или отдал бы ему в знак наказания? Отблагодарил бы мной за помощь?