Услышать ее хриплый крик стало жизненно необходимо. Намотал шелковые кроваво-красные мокрые локоны на руку, оттягивая за шею назад и проводя по горлу иссохшимися по ее коже губами, покусывая и ускоряя темп внутри ее тела.

* * *

Рейн развернул меня спиной к себе, целуя жадными губами мой затылок, шею и от каждого касания, словно я без кожи, словно обнажена до мяса, и мне больно от моего желания, меня раздирает от него на части. Каждый раз с ним безумнее предыдущего, каждое прикосновение стирает все, что были до этого, жалит, проникает под кожу. Его нетерпение сводит с ума, его голод превращает меня саму в стонущую, осатаневшую самку.

Раздвинул мне ноги коленом и провел между ними быстро рукой. Мне хотелось заорать, чтобы взял. Сейчас. Глубоко. Разорвал на части.

Увидела, как вцепился в песок, сгребая в пригоршни, как побелели костяшки его пальцев, а потом это безумно медленное проникновение огромной твердой горячей плоти в меня. Прикусил мочку уха, и по телу прошла дрожь, меня трясло от страсти, от голода неутолимого, бешеного, дикого, замешанного на зависимости, на боли от ломки за то время, пока не видела его.

Да, я чувствовала, и меня это сводило с ума, превращало в голодное животное, озверевшее от похоти и жажды по его телу. Он двигался во мне как безумный, резко, сильно, хаотично, он рычал и стонал, царапая мою спину, вбиваясь так глубоко, что у меня перехватывало дыхание и с губ срывались вопли и дикие крики.

Намотал мои волосы на руку и потянул на себя, заставляя прогнуться, проникая очень глубоко, царапая горло зубами, и я закричала:

— Даааааа. Саанан. Дааааа…люблю тебя. Рееейн, — оргазм разодрал на куски мое сознание, все тело превратилось в оголенный, замирающий от экстаза нерв. Мышцы лона быстро сокращались вокруг безжалостно таранящей меня плоти. Я кричала до хрипоты. Мне казалось, что это — агония, и от наслаждения я умру…и я согласна была умереть вот так…в его руках.

— Люблю, — вздрагивая всем телом, задыхаясь и выгибаясь навстречу, — люблю…люблю.

* * *

— Люблю, — хрипло, голос срывается, тело дрожит в моих руках, — люблю…люблю.

Она туго сжимает изнутри, сокращаясь вокруг моей плоти, заставляя выйти из нее и отстраниться от горла, чтобы не чувствовать еще и пьянящий аромат крови, бегущий по венам. Я до боли в пальцах вцепился в песок, разрезая их острыми, как лезвия, ракушками, стараясь выровнять дыхание. Сдержаться, не излиться в тесную глубину сейчас…Позже.

Я хочу заставить еще раз кричать свою девочку. Нет ничего слаще, чем держать ее подрагивающую в своих руках. Сегодня она охрипнет от криков. Пусть в этой проклятой нереальности, но охрипнет.

— Это еще не все, девочка, — прошептал, наклонившись к уху и сомневаясь, что она понимает меня сейчас.

Подхватил ее, обессилевшую, за талию и приподнял, осторожно переворачивая на спину, растянулся над ней, на миг залюбовавшись распухшими искусанными губами, затуманенными взглядом из-под полуприкрытых век под длинными пушистыми ресницами. Опираясь на руки и снова целуя губы, скулы, подбородок, опуститься к груди, играя языком с соском. Прикусил его зубами, другой рукой снова начиная дразнить ее плоть между ног.

Опускаясь все ниже и начиная ласкать языком. Там, где все солоновато-пряное и растертое мною в ней.

Одейя вцепилась в мои волосы, ероша их, впиваясь в кожу головы ногтями и выгибая спину. Вошел в нее одним пальцем, приближаясь языком к другому отверстию, просто лаская, целуя, заменяя язык губами. Облизал средний палец и слегка надавил на вход. Даааа, моя девочка…там наяву я не брал тебя так. Там я щадил твое тело. Я приучал тебя к себе…но здесь, в моей фантазии о тебе, я хочу тебя везде. Я хочу каждый девственный кусок твоего тела заклеймить собой.

Она инстинктивно напряглась, и я переключился на ее лоно, лаская твердый и пульсирующий клитор, обхватывая губами и слегка втягивая в себя, не прекращая ударять по нему кончиком языка.

Волк уже не просто рвался изнутри, он словно раздирал кожу, грозясь вырваться наружу и разодрать ее на куски, урча от удовольствия. Яйца сжались от дикой потребности оказаться в маленькой дырочке, в которую осторожно вошел палец, надавливая изнутри и пока не проходя далеко. Не вынимая пальца, потянулся вверх, к ее губам, снова целуя, проникая в нее языком.

Перевернул на живот, и маалан сама встала на четвереньки.

— Грязная маленькая красная птичка…хочет кричать? Для меня кричать? Хрипеть?

Я уже свободно двигал пальцем внутри нее.

— Тесная…Ты слишком тесная, девочка, такая крошечно тесная, — добавил второй палец и сделал пару толчков, — но я не могу ждать, мааалааан. Я голоден…мой волк голодееен по тебе.

Схватил ее за бедра и медленно начал входить. Сначала головка, и я шумно выдохнул, когда Одейя сократилась вокруг нее. Остановился, нагибаясь к спине, целуя, руками поглаживая груди, опуская одну между ног и терзая клитор. Целую саананскую вечность. В то время, как хотелось рваться вперед и двигаться, двигаться, двигаться.

* * *

Прошептал на ухо, что это еще не все, а я уже не слышала его, меня трясло после острого оргазма. Рейн уложил осторожно на песок, навис надо мной, и я захотела снова чувствовать его в себе, глядя на него обезумевшим затуманенным взглядом. Он склонился к груди, целуя соски, опускаясь ниже, скользя по животу, и снова проник в меня пальцами, прижался губами к разгоряченной плоти, нежно лаская ее языком, заставляя истерзанное тело отзываться на мучительную ласку, заставляя жалобно стонать и дрожать в его руках, изгибаться, впиваясь в его волосы. Он вылизывал меня всю, касаясь тех мест, где никогда раньше не касался, дразня языком и снова пальцами. Почувствовала проникновение между ягодиц и напряглась, кусая губы, но язык уже умело дразнил клитор, заставляя расслабиться, пропустить внутрь, в другую дырочку. Так осторожно и по-новому, так грязно и запретно сладко. Но ведь во сне можно все…и я готова позволить ему все. Что в Лассаре делают лишь с падшими женщинами.

Перевернул меня, подтягивая к себе за бедра, и я встала на четвереньки, прогибая поясницу, призывая взять, изнемогая от желания почувствовать снова в себе. Глаза закатились от наслаждения, от острых и дерзких ласк. Он уже двигал пальцем быстрее, доставляя незнакомое мне удовольствие, слишком острое и невыносимое. Щеки вспыхнули от понимания, насколько много я ему позволяю. Валласскому ублюдку…валласскому любовнику…валласскому любимому. Если не ему, то кому? Завтра меня может и не стать…И уже нет сил остановиться. Да и он не остановится. Я это знала. Мой Хищнииик.

А потом меня разорвало от боли, и я замерла в его руках, чувствуя, как огромная плоть врывается туда, где только что было так утонченно сладко, а теперь растягивая, разрывая. Он тоже замер. Почувствовала горячие губы на спине, успокаивающие ласки, касания пальцев воспаленной плоти и растертого пульсирующего клитора. Мучительно медленно он проникал глубже, и я тихо стонала…готовая вытерпеть боль и осознавая, каких усилий ему стоит не ворваться в меня на полную мощь. Какой саананской выдержки и силы воли. Зажмурилась и подалась назад, желая прекратить его пытку. Вскрикнула и до крови прокусила губу, по щекам потекли слезы. Приняла его всего.