Од первый схватил голову за волосы и тряс ею в воздухе. Стражи незаметно осеняли себя звездами, а Ноар стоял по стойке смирно, выпрямив спину и стиснув челюсти до тех пор, пока истерика велиара не прекратилась, и он не поставил голову обратно на стол.

Похороны Самирана состоялись ровно через три дня. За это время с головой юноши приходили прощаться воины. В одном из шатров соорудили нечто вроде молельни, где два молодых астреля поддерживали огонь в свечах и молились Иллину за упокой души юного велиария. Затем останки сына Ода Первого уложили на очень широкие носилки, украшенные цветами. Перед тем, как спустить их, туда уложили головы тех, кто посмел в эти три дня нарушить траур.

Пока люди бросали в воду венки и цветы, Од Первый смотрел на носилки, спущенные на воду, не шевелясь и не издавая ни звука. Он вспоминал, как впервые взял своего сына на руки после долгого похода на север и как сам придумал ему имя и осенил звездой. Вспомнил и лицо своей жены, которое не вспоминал уже очень долгое время, а сейчас увидел совершенно отчетливо. Она смотрела на него с укоризной и шептала бледными губами, какими прощалась с ним, умирая:

"Ты не сберег нашего второго сына, Од, ты погубил нашего мальчика. Как ты мог? Как мог бросить его одного…он же самый слабый".

Махнул рукой, отдавая приказ пускать огненные стрелы в плывущее смертное ложе Самрана дес Вийяра. И ему захотелось взвыть от отчаяния — его сыновья погибли один за другим от рук валлассарского пса. От скверны, которую он лично вывел с земель объединенного королевства. От твари, которая обесчестила его дочь. От одной мысли об Одейе он сжал кулаки и стиснул челюсти до скрипа. Это было больнее смерти сыновей. Это была такая боль, от которой Оду хотелось резануть себя по горлу мечом своего отца. И лишь то, что так поступают жалкие слабаки, не давало свихнуться. Первой мыслью было убить ее лично. Отдать приказ вздернуть сучку и смотреть, как она будет дергаться на веревке. Видит Иллин, он думал об этом день за днем и ночь за ночью…пока не вспоминал ее крошечное личико, почему-то всегда, когда она маленькая, и теплые ручки, гладящие его по щекам.

"Я так скучаю по тебе, папочка, я так жду тебя всегда. Даже если все умрут, даже если земля сгорит, я всегда буду ждать, когда ты вернешься с войны ко мне. Как мама".

И он не мог…не мог отправить в Нахадас приказ уничтожить предательницу. Вместо этого он приказал Маагару везти ниаду в Тиан. Он должен знать, что она жива…должен знать, что может увидеть ее в любой момент, когда захочет. Весть о том, что Данат Третий собрался вершить правосудие самостоятельно, разозлила Ода не на шутку. Ничего, когда будет покончено с дикарями, он лично нанесет визит к Верховному Астрелю, и у них состоится весьма серьезный разговор, после которого Данат вполне может лишиться головы. А пока велиар Лассара отдал приказ окружать острова и жечь на них все живое. Уже с утра после погребения Самирана Од стоял на утесе и смотрел, как выстраиваются его уцелевшие военные корабли, собираясь в смертоносный поход. Он будет жечь их по одному, не давая ни одной островитянской твари выбраться из пекла. Атеон останется стоять в гордом одиночестве. Лордан будет велиаром кусков золы, пока не падет под натиском Ода.

* * *

— Принеси мне сюда письмо этого ублюдка.

Ноар склони голову и протянул Оду Первому письмо, свернутое свитком и запечатанное фамильной печатью Валласса, от одного вида которой Од зашипел. Даже не удивившись, что верный слуга предугадал желание своего даса мгновенно.

Развернул бумагу, и тут же его лицо начало покрываться багровыми пятнами. Они расползались по бледным щекам и по шее с дергающимся кадыком. Всегда уравновешенный и спокойный, Од вдруг начал трястись от дикой ярости, не в силах сдержать ни одной эмоции. Словно плотину вдруг прорвало с такой мощью, что даже Ноар отпрянул назад.

— Я убью его лично… я прикажу снимать с него кожу тонкими ленточками так долго, пока на нем не останется и лоскутка, а затем я начну отковыривать от его костей мясо.

Вскинул голову на Ноара, долго глядя одним глазом в глаза слуги и помощника. Тот, как всегда, опустил взгляд в пол.

— Но не сейчас…не тогда, когда этот молокосос ждет от меня реакции на провокацию.

Он быстрым шагом направился в шатер. Велиар склонился над картой, расстеленной на столе с цветными деревянными фишками по всему периметру островов. Он долго смотрел на аккуратно прорисованные очертания Большой Бездны и водил по берегам пальцем туда и обратно. Потом посмотрел на своего помощника.

— Отзывай флот обратно, мы не будем жечь острова. Назначай мирные переговоры с Лорданом Меером. Скажи, я хочу предложить ему сделку.

Даже хладнокровный и всегда спокойный Ноар вдруг закашлялся, хватаясь за горло, Од молча подал ему флягу с дамасом.

— Где сейчас Маагар с моей дочерью?

— Везет ее в Тиан, как вы приказали, мой дас. Заточить в танарский замок на вершине Тар пожизненно, без права на возвращение и получение какого-либо наследства.

— Шли к нему навстречу гонца — пусть везет ее сюда. Я отменяю приговор.

Отобрал флягу у Ноара и сделал несколько больших глотков.

— И приведи мне шлюх.

— Островитянки все…они…

— Я знаю. Найди новых.

— Мы всех…как вы приказали.

— Я хочу бабу, Ноар и мне плевать, где ты мне возьмешь дырку помоложе и посочнее.

Ему уже в сотый раз казалось, что он сбился с пути, но внутренняя интуиция и прекрасное знание коварной болотистой местности не давали Алсу свернуть с дороги, поддавшись обманчивым миражам в снежной пустыне, где смерть расставила свои ловушки в виде тонкой корки льда, под которой бурлящая вонючая жижа была готова затянуть неосторожного путника в самый ад. Когда от холода и нескончаемого ослепительно-белоснежного цвета начинают мерещиться башни и знамена, и даже слышаться горн, призывающий к обедне. Проклятые места. Кто знает историю своих земель со дня их возникновения, тот никогда не сочтет пустым суеверием то, что передается из поколения в поколение. Алс дас Гаран вырос не среди знатных лионов и не при дворе своего отца, он рос в далекой и глухой горной деревне Гаран, граничащей с Валлассом и Мертвыми землями, откуда была родом покойная велиара Лассара. Рос как простолюдин и до поры до времени не знал, чьим сыном является. Мать никогда не рассказывала ему об отце и, когда он спрашивал, переводила разговор на другую тему. Но он видел, как в ее глазах появлялся страх и даже проблески тщательно скрываемой ненависти.

До определенного времени маленькому Алсу хотелось узнать побольше о своем отце. Он жадно обыскивал каждый уголок дома в поисках хоть чего-либо, что могло пролить свет на тайну его рождения или на то, кем мог быть его отец. Но у матери не было ни одного письма от отца. Словно, и правда, не существовало его никогда. Но ведь так не бывает. Иногда ему хотелось, чтоб она солгала. Рассказала ему какую-то небылицу или сказку о том, как отец погиб во время сражений, или как на него напал странный зверь и растерзал на охоте, но она молчала. В ее темно-карих глазах был все тот же страх. Когда юный дас Гаран стал подростком, он начал ненавидеть того, кто был его отцом. Он начал понимать, что мать хранит какую-то постыдную тайну и совсем недаром она молится в своей келье на странном чужом языке, а может, и вовсе шепчет проклятия. Раз в году в Гаран приезжал гонец из Лассара. Алсу никогда не давали встречаться с ним или общаться, но все знали, что находится в его котомке, и как скоро он снова уедет. Последний раз, когда Алс задал Вауле вопрос о своем отце, она подняла на сына темные глаза и тихо сказала.