— Начнем с того, что спасибо тебе большое. Наташа — настоящее сокровище… — начала было Людмила.

Ираида расхохоталась:

— Это ты небось сейчас так думаешь, когда девчонку в божеский вид привела, синяки эти ее сошли, и она от каждого шороха шарахаться перестала. А когда первый раз увидела, поди, матом меня крыла? Хотя матом ты, наверное, не умеешь. Нет, ты честно скажи: была у тебя мысль, что меня в больнице не только антибиотиками пичкали, а? Что мне в дурдом пора с официальным и дружественным визитом?

— Ид, ты знаешь ее историю?

— А ты что, не расспрашивала ее ни о чем, что ли?

— Как можно расспрашивать голодного замерзшего котенка, как он дошел до жизни такой? Конечно, нет. Но я уверена, что в своих несчастьях она не виновата. Просто не может быть виновата. Это удивительный человек! Она ни секунды в покое не остается, я уже и работу ей придумать не могу. Я вообще не понимаю: почему я ни черта не успевала по дому, а она… У нее потрясающий характер — ровная, спокойная всегда, и улыбка хорошая, искренняя… А еще выяснилось, что она такая фантазерка!.. Как я живу? Андрюшка, зимний сад, читаю. И все. Скучно. Ты знаешь, что у нас сегодня утром было? Они с Андрюшкой построили огромную снежную крепость, я уже на самый финал попала, а потом мы втроем расстреляли моего Володьку снежками, целая война, ей-богу. Я не помню, когда мы так хохотали… Да мы так никогда не хохотали! А придумала все Наташа. И Андрюшка с ней с первой минуты подружился, вот уж чего не ожидала, думала, неделю дичиться будет, ты ж его знаешь.

— А твой что?

— Да ничего, нормально, хвалит ее стряпню. Она, кстати, действительно замечательно готовит.

— Готовит? — удивилась Ираида. — Странно, мне она сказала, что родилась и выросла в деревне, в мегаполис наш приехала недавно, а работала уборщицей в магазине. Может, не в магазине, а в ресторане, а я прослушала чего? В винах хоть Вовкиных компетентность не проявляла?

Людмила покачала головой и, посмеиваясь, рассказала про первый ужин, когда Володька предложил Наташе бокал, а та так перепугалась, что чуть с кухни не сбежала. Рассказала и про то, какое выражение лица было у Алены, Ираиде ведь известно, как у старших Сокольских к прислуге относятся.

— Я бы так никогда не смогла, — сердито сказала Людмила. — Марина и ест отдельно, и вещи свои отдельно стирает. Это же просто глупо. Кроме того, унизительно.

— Это ты, подруга, к самой идее прислуги непривычная. Во всех нормальных домах домработница по умолчанию существо униженное и оскорбленное, — насмешливо заметила Ираида.

— Не позволю я ее унижать и оскорблять, ей и так в жизни досталось…

— Да уж, один шрам чего стоит. Кстати, не знаешь, откуда он? Старый. И зашивали его абы как, то ли слепой ветеринар, то ли бабка девяноста лет с болезнью Паркинсона.

— А я его уже и замечать перестала. Ид, честное слово, никогда не думала, что если самого несимпатичного человека умыть, подстричь, одеть и перестать мотать ему нервы… Я, конечно, не хочу сказать, что моя Наташа была совсем несимпатичная…

— Да бог с твоей Наташей, приеду в гости, когда твоего дома не будет, — сама полюбуюсь на свою протеже. У меня тут тоже новостишка в жизни присутствует.

Людмила встала выключить закипевший чайник и уже через минуту тихо радовалась, что у подруги такая маленькая кухня. В обморок просто падать некуда. А было от чего. Ираида, не меняя привычной своей слегка шутовской манеры разговора, заявила, что объявился отец Егора. Почти семнадцать лет ни слуху ни духу. И вот вам, здрасьте, приехали, как говорит ваш драгоценный муж Владимир. Людмила протянула руку назад, ощупью нашла табуретку и неграциозно плюхнулась на нее. Первая мысль: плакали планы поженить Ираидку с дядей Колей. А так хотелось. На взгляд Людмилы, эти двое отлично подошли бы друг другу. Цельные, сильные натуры, возраст опять же подходящий, ей тридцать два, ему тридцать восемь. Да и при редких встречах симпатизировали они друг другу весьма явно. Но родной отец Егора! Даже если ни слуху ни духу, даже если целых семнадцать лет отсутствовал — это фактор. Это о-го-го какой фактор.

От матримониальных прожектов относительно дядюшки и лучшей подруги пришлось отвлечься довольно быстро. Ираида продолжала свой рассказ, не отвлекаясь на реакцию подруги. Три дня назад у Егора были соревнования по волейболу. Она, естественно, как любящая мать и сама в прошлом перспективная волейболистка, отправилась болеть за сына. В отличие от большинства женщин Ираида болеет совершенно неприлично: кричит, свистит, так что у соседей по трибуне уши закладывает, бывает, и действия судьи комментирует, и тоже не совсем прилично. И вот после ее очередного громкого совета, данного отечественной мыльной промышленности обратить внимание на таких некомпетентных судей, тренер противников из соседнего областного центра посмотрел на нее «со значением». Она и внимания не обратила, подумаешь, велика птица. Но красавец-тренер глаз с нее уже не сводил, как потом выяснилось. После матча — кстати, наши победили, — он догнал ее на выходе. Робко тронул за плечо: «Ира, ты?»

— Ох, и хлопала я, Людка, глазами. Конечно, вблизи я сразу его узнала, только даже не поверила — настолько представить себе не могла, что увижу его еще хоть раз в жизни… Пошли мы с ним в кафешку, ностальгировать. Бойцы вспоминали минувшие дни…

— А Егор? — не выдержала Людмила.

— В каком смысле — Егор? Егор пошел со своими победу праздновать, он-то тут при чем?

— Ид, я совсем тебя не понимаю. Ты же говоришь, что этот самый тренер и есть отец Егора.

— Сережка-то? Ну да. Ладно, в этом самом месте, видимо, требуется обширный экскурс в прошлое. Любишь мексиканские сериалы? А придется, если хочешь хоть что-нибудь понять.

Когда Ираиде исполнилось десять лет, родители отдали ее в волейбольную секцию. Девчонка для своего возраста очень крупная и сильная, в школе кобылой дразнят, для спорта самое то.

Ей нравилось. Может, потому, что получалось. Все получалось: и бегать по три километра каждый день, и подавать так, что никто взять не мог, и играть под сеткой по-мужски, первым темпом, жестко, но не грубо. При этом — отличница в школе, активистка, в общем, золото, а не ребенок. На спортивные сборы в другие города Ида начала ездить уже через год. Родители беспрепятственно отпускали — в команде только девочки, тренер — женщина, дочь — разумная, спокойная. Чего бояться-то?

Ей только-только исполнилось пятнадцать. Короче, пубертат — страшная сила. Самое смешное, что до этих самых сборов в Санкт-Петербурге, последних в ее волейбольной карьере, мальчики не интересовали Ираиду вообще. Все девчонки из ее команды уже имели если и не соответствующий опыт, то хотя бы кавалеров, поклонников для поцелуев, а она нет. Может, все потому так и вышло…

В той же гостинице при спорткомплексе жили и другие команды, из других городов. В том числе и сборные юношей. Трижды в день встречались в столовой, дважды в день, утром и вечером, — на беговой дорожке, приходили на матчи болеть. Одни за «своих» девчонок, другие — за «своих» мальчишек. Она почти сразу заметила мальчика, который смотрел только на нее. Красивый, высокий и смотрит. Ей стало интересно, и она тоже стала смотреть. Смотреть оказалось очень приятно, он хорошо играл, заметно лучше остальных, как, впрочем, и она сама. Эти их абсолютно безмолвные гляделки мгновенно заметили Ираидины подруги по команде. Вечером, когда все собирались в одной спальне, только и разговоров было об Идкином поклоннике. Все сошлись на том, что парень красавец, но почти все были уверены, что знакомиться с Идкой он не подойдет, застесняется. Кто-то сказал, что мальчишка моложе их, на год или даже на два, и поэтому ни за что не подойдет.