Возле уступа в стене, где вчера он видел оленей, Питер остановился.

Уже пролилась первая кровь — споткнувшись, он выставил руку вперёд и проткнул нежную кожу у основания большого пальца об острый сучок — и ведро пота. Руки дрожали от напряжения, хотя он опирался на них всего несколько минут, резиновые подручники уже натёрли ладони, правая нога грозно пульсировала — но хуже всего было не это. И даже не то, что он мог скоро опять оказаться в мрачном дедовском доме.

Он шёл не в том направлении.

Он развернулся и двинулся в обратную сторону. Костыли перед собой — мах, перед собой — мах, и так до самого сарая Волы. В дверях он распрямился, чтобы его было видно во весь рост, и сказал:

— Нет.

Вола вскинула голову, нахмурилась, послала ему сердитый взгляд. Но в её лице мелькнуло что-то ещё, Питер это заметил: страх.

— Я не вернусь к деду, — сказал он твёрдо. — Неважно, захотите вы мне помочь или нет, я буду искать моего лиса.

— Тебе помочь?..

Стуча костылями, Питер прошёл к верстаку, сел на край.

— Научите меня. Вы говорили, что нужно знать, как правильно перемещать свой вес, что нужны силы. Вы умеете путешествовать с одной ногой — научите меня. Вы были медиком. Загипсуйте мне ногу. Пожалуйста. Я буду делать всё, что вы скажете. — Он дотянулся до кружки с сидром и выпил, чтобы Вола увидела, как он ей доверяет. — И тогда я уйду. Но даже если вы мне не поможете, я найду его.

— Ручной лис, которого выпустили в дикую природу? — Изогнув шею, она заглянула Питеру в глаза. — А ты знаешь, за это время он ведь мог уже и помереть.

— Знаю. Тогда это моя вина. Но если он умер, я отнесу его домой и похороню. Всё равно я должен вернуться, и найти моего лиса, и забрать домой.

Вола изучала Питера, как будто видела впервые.

— Так тебе надо домой или тебе надо к своему лису?

— Это одно и то же. — Ответ прозвучал уверенно, хотя и неожиданно для самого Питера.

— И ты уже на это нацелился, кто бы ни пытался тебе помешать? Потому что знаешь, что так правильно? Знаешь внутри, в своём сердце? — Вола сжала руку в кулак и постучала себя в грудь. — Тут?

Питер ответил не сразу, потому что эта женщина — то ли сумасшедшая, то ли нет — смотрела на него так, будто судьба мира зависела сейчас от его ответа. Но ответ получился точно таким же, как если бы он выпалил его не задумываясь. И точно таким же, как если бы он мучился над ним всю жизнь.

Он тоже постучал себя в грудь, и его сердце в ответ встрепенулось.

— Да. И вообще это единственное, что я точно знаю внутри, в моём сердце, тут.

Женщина кивнула.

— Ну что ж. Тебе двенадцать. Наверное, уже пора что-то о себе знать. Но это твои дела, я в них лезть не собираюсь. Знаешь так знаешь.

— То есть… вы мне поможете?

— Я тебе помогу. — Вола протянула ему руку. — Только у меня три условия…

Мой брат родился во втором помёте моей матери. Они родились рано, в самом начале сезона. Весны в прошлом году долго не было. Снег упал и не таял; земля под ним лежала мёрзлая. Весь день наши родители искали пищу, потому что щенки всегда голодные. Я жила неподалёку; я тоже охотилась, помогала. Но пищи не хватало.

Двое из помёта умерли в один день. Ферма, умоляла мать отца. У людей на ферме в тёплом сарае живут жирные мыши. У людей на ферме в курятнике есть яйца.

Отец не хотел рисковать.

Когда третий щенок из помёта ослабел и больше не вставал, наша мать бросила отцу вызов.

Мелкий поднял голову и послал сестре умоляющий взгляд. Игла проигнорировала.

Она взяла меня и самого сильного щенка из нового помёта — мою сестру — и повела нас на ферму.

Мелкий подполз и ткнулся носом в плечо Пакса. Лиса тотчас хлестнула его лапой по щеке — правда, мягкой лапой, заметил Пакс, без когтей. Мелкий кубарем покатился по земле.

Снег вокруг сарая был плотно утоптан животными и людьми, и пахло грызунами. Мать сразу направилась к дыре между досками внизу сарая, мы шли следом, отстав от неё на несколько хвостов. Но перед самой дырой из земли выпрыгнули стальные челюсти — так внезапно, что воздух щёлкнул и зазвенел. Мать закричала.

Её передняя нога попала в капкан. Мать пыталась вырваться, но чем больше вырывалась, тем сильнее сжимались железные зубы. И она стала отгрызать свою ногу, чтобы освободиться. Мы несколько раз подбегали ближе, но она нас прогоняла. Появился отец. Он шёл по нашим следам. Он отогнал нас с сестрой в кусты и велел оставаться там. Потом он побежал к нашей матери, чтобы ей помочь.

Когда Игла передала весь образ целиком, Пакс увидел двух лис, связанных старой любовью и новым страхом, и страх был так велик, что их глаза закатывались в глазницах, и так пронзителен, что Пакс чувствовал его острый запах.

Мелкий жалобно заскулил. Паксу хотелось его утешить, но Игла велела не приближаться.

Тогда пришёл человек с палкой. Родители закричали нам, чтобы мы бежали домой. Мы остались. Мы видели. Человек поднял палку, и на наших глазах наша мать и наш отец начали превращаться в кровь, клочья меха и осколки костей на снегу.

Мелкий опять заскулил и попытался убежать в нору, но Игла его не пустила.

Мы с сестрой не могли уйти от тел наших родителей. Стало темно, и снова светло. Мы оставались там, прятались в поленнице за сараем. Наконец мы пошли домой, но ночью был снег. Он засыпал все звуки и запахи. Мы заблудились и заползли под сосновые ветки. Моя сестра была совсем маленькая, и я обернулась вокруг неё. Утром она умерла. Когда снег перестал сыпать, я увидела, что сосна, под которой мы спрятались, росла у подножия нашего холма. Наш дом был совсем рядом.

И на этой картине — замёрзший трупик сестры под лапами раскидистой сосны — силы у Иглы, кажется, закончились.

Почему у нас нет семьи, брат?

Мелкий обернулся к Паксу. Из-за людей у нас нет семьи.

Игла молча золотыми глазами смотрела на Пакса, будто приглашала бросить вызов.

Если бы мог, он бы передал ей доброту, которую его мальчик давал ему каждый день. Но её ненависть к людям была глубока и справедлива. Поэтому он просто подставил ей щёку в знак сочувствия. Игла отвернулась и приказала своему брату возвращаться в нору.

— Ты заходишь, или я для мух держу дверь?

Питер скинул рюкзак и, опираясь на костыли, оглядел бревенчатую стену дома.