Мир говорил чистую правду. Призрак, не был ограничен законами реального мира, его возможности казались безграничными. Он мог зайти в Прошлое дальше Киевиц и однажды побывал даже в будущем. Он почти не подчинялся колдовству – и пусть, его как бабочку мог поймать любой некромант, слабости есть у всех. Даже у Киевиц.

– Я знаю, Мир, ты столько раз спасал меня, помогал… – Маша прижала пальцы к вискам, пытаясь понять, как ей не почувствовать все то, что она не хочет сказать.

– Хватит лжи… Я знаю, о чем ты думала, глядя на эти замки. О чем ты думала сегодня, выписывая заговоры Присухи с Отсухой. О чем ты подумала вчера, когда Катя сказала, что завидует нам… А ты ничего не сказала в ответ. Ты думала о любовных приворотах. Я не влюбился в тебя, однажды меня приворожили. И если я вновь стану человеком, приворот закончится, и эта любовь утратит силу.

– Или не утратит!

– Но ты никогда не сможешь это проверить. Никогда не узнаешь, была ли моя любовь неподдельной. Ты боишься, вдруг после Отсухи я разлюблю тебя.

– Мне кажется, это ты боишься, – Маша засунула руки в карманы, ее пальцы коснулись мешочка с разрыв-травой.

И вздрогнули…

Разрыв-трава, открывающая любые двери, замки и преграды, разрывающая цепи и чары, в том числе приворотные!

Она прямо посмотрела на Мира, проверяя себя.

– Ты боишься разрыв-травы? – с ужасом проговорила она. – Все, что ты наговорил мне сейчас – реакция на Отсуху. Она действует на тебя как на кота валерьянка. Ты говоришь обидные вещи, ты злишься и наезжаешь на меня без причин, ты словно в истерике… Потому что ты сам боишься меня разлюбить? Или ты правда… Мир, ты и правда перестаешь любить меня, когда чуешь Отсуху?

Она резко выбросила вперед руку с разрыв-травой.

Мир исчез.

И сразу стало темно – словно слившись с сумерками, темный дух Мира Красавицкого окончательно превратил день в ночь.

И словно в ответ на тьму, на мосту зажглись фонари. Невысокая фигура Маши отбросила длинную-длинную тень, а затем тень ожила, выпрямилась, обрела вес и объем…

И перед Машей явился Киевский Демон.

Дух вечного Города, господин Киевицкий, стоящий по Левую руку от трона Киевиц, он не появлялся уже очень давно, и вряд ли его появление сулило нечто хорошее.

И, черт возьми, как некстати он появился сейчас, когда младшая из Трех Киевиц собралась заплакать, словно девчонка-старшеклассница, от осознания уязвимости своей Великой любви.

– Позвольте дать вам совет, уважаемая Мария Владимировна, – произнес Киевский Демон. – Никогда не разбирайтесь с любовями на мосту Влюбленных. Насколько я помню, сразу после своего появления в 1910-м этот милый мостик был прозван Чертовым мостом и мостом Самоубийц. Ну, а заодно и мостом Влюбленных, ибо одно никак не исключало другого. Отсюда традиционно прыгали вниз все местные самоубийцы, гимназисты, гимназистки, студентки и прочий молодой романтический люд, разочаровавшийся в этой самой любви. Кажется, рядом с мостом даже специально поставили городового, дабы тот удерживал влюбленных от необратимых поступков! Но безрезультатно. И, насколько я помню, лишь в вашем XXI столетии с моста слетело уже человек двадцать… – Демон задумчиво посмотрел на черный асфальт дороги под мостом, омытый кровью влюбленных. – Люди, слепые, воистину удивительные создания. Неужто именно о подобной убийственной любви и мечтают все те, кто приходит сюда вешать замки и выяснять отношения?

«Да еще и нижняя терраса под Мариинским парком издавна именовалось киевлянами Провальем… – подумала Маша. – И само название Провалье как бы намекало: все лучшее, включая любовь, проваливается здесь в тартарары!»

Да уж, не стоило говорить с Миром тут. Но ведь она и не говорила, лишь принимала упреки. И осадок от разговора остался неприятный – липкий сгусток из чувства вины и без вины виноватости. И обреченности – будто тут, на мосту, годы их отношений и впрямь провалились в чертову бездну.

Зачем только Мир решил облечь ее грусть в такие ненужные слова? Грусть прошла бы… А слова останутся. Как и вопросы.

Неужели любовь Мира и в самом деле исчезнет, стоит лишь подобрать для него достаточно сильную Отсуху?

Не может, не может этого быть!

– Ваша нежить реагирует на Отсуху, как черт на ладан, – голос Демона был неприязненно-скучливым. Г-н Киевицкий не любил Мирослава, и тот платил ему абсолютной взаимностью. – Но ладан не убивает чертей – он лишь чертовски неприятен для них.

Маша невольно усмехнулась: наконец-то они нашли достойную тему для Чертова моста.

– Но уверяю вас, уважаемая Мария Владимировна, в Книге Киевиц нет Отсухи, способной изменить вашу нежить и заставить ее разлюбить вас, – сказал Демон, и Маша поняла: кабы подобный рецепт существовал в природе, он сам давно применил бы его, чтобы лишить Мирослава чрезмерной силы, столь раздражавшей духа Города, почти всемогущего, но не имевшего никакого влияния на ненавистную «Машину нежить».

– Так отсушить Мира невозможно?

– В нашем Городе нет невозможного. Есть лишь ненайденное. Непонятное. И еще не случившееся. Но мы снова обсуждаем ваши любови, а я здесь по иной, куда более важной причине. В Городе случилась беда… Проснулось старое зло.

– Какая беда?

– Неужели вы сами не чувствуете? – спросил он с нотой разочарования в голосе.

– Чувствую. Страх, тоску, уныние, – призналась она.

– Вы – Киевица, и должны отбросить все эти глупые женские чувства как мусор. И почуять беду.

Маша посмотрела на небо. Туча легла на Город большим рыхлым брюхом с сосками как у кормящей собаки, из каждого из них скоро пойдет мокрый снег. Маша чуяла приближение снега. Но Дух Города пытал не об этом.

Киевица положила руки на грудь. Помедлив, опустила ладонь на живот. Привычные жесты. Грудь вынашивает тоску, а живот отвечает за реальные боли. Хоть по правде у нее саднило сейчас в области горла, все еще намеревавшегося сжаться от подступающих глупых женских слез. Но одновременно, проводя ревизию собственных чувств, она обнаружила странную недостачу…

В душе было пусто.

Душа осталась равнодушной к их ссоре с Миром.

Душа, словно раковина с черной жемчужиной, таила иную боль.

В Киеве зародилась беда.

Черная…

Черная… Что-то черное…

Маша никак не могла поймать второе слово за хвост.

– Вам нужно научиться слушать себя, Мария Владимировна, – сказал ее Демон. – Не ваш разум, не вашу совесть, не ваши любовные сомнения – они не имеют значения. Хотите стать истинной Киевицей, научитесь быть эгоисткой, бездушной и злой – ко всем, кроме одного.

– Кроме Киева?

– Кроме самой себя. Потому что вы – и есть Город.

– Я весь день пыталась разобраться с замком, рылась в книге… – оправдалась она.