– Демон не любит меня.

«Но любит ли меня Мир? – с тоской подумала Маша. – Можно ли в принципе построить долгую и счастливую совместную жизнь на удачной Присухе?»

«Ты ведь веришь, что Мир любит тебя?» – хотела спросить ее Чуб, но удержалась.

Маша, атакованная конницей провокационных вопросов, и без того выглядела деморализованной и немного прибитой.

Пару минут обе Киевицы стояли в безмолвии на ветреной Владимирской горке и созерцали ошеломительный вид на темный, наполненный огнями Город у большой черной реки, на Левый берег и Пешеходный мост, переливающийся разноцветными огнями, ежесекундно меняющий свет, похожий на северное сияние.

Маша непроизвольно мяла в кармане льняное саше.

Даша громко чихнула. Затем еще раз, и еще раз.

– А тебе не приходило в голову, – после паузы спросила она, – что намного честнее просто подобрать Миру Отсуху?

И впрямь сегодня все сговорились…

«Нет! – поняла Маша вдруг. – Нет никакого сговора!» Дело в разрыв-траве, которую она таскает с собой, вызывая неконтролируемую цепную реакцию у всех окружающих?

Заклятия с Отсухой, банка, которую она оставила на столе в Башне, мешочек-саше с ведовской муравой – они и запустили череду логических ассоциаций, магических воздействий, событий. И все, включая саму Машу, разом вспомнили то, о чем годами предпочитали не думать и не вспоминать.

– Это невозможно, – отрезала она. – Мира нельзя отсушить.

– Да ладно! Вон сколько Отсухи в нашей книге Киевиц, – не поверила Даша. И сходу подтвердила все Машины предположения. – Ты сама сегодня выписывала. Как там было – «Разрываю замок, разбиваю мой теремок…»

– Разбиваю замок, разрываю зарок, – автоматом поправила Маша и достала из кармана мешочек, указала Чуб на одинокий замок, демонстрируя воздействие простейшего заговора. – Разрыв-трава, разрыв-слова, все замки разбиваю, на волю всех выпускаю!

Она ожидала услышать тихий щелчок, увидеть, как дужка замка разинет «рот» в неуверенной улыбке.

Но случилось нечто иное – невероятное, совершенно немыслимое.

Послышался звук – угрожающий, нарастающий и беспокойный, и невесть почему, Маша подумала про кастрюльку молока – только очень большую. Звук шел с другой стороны беседки и, взбежав на пьедестал, они обе увидели, что сцена у ямы внезапно изменила название – стала сценой у фонтана с фигурами «трех мальчиков».

Один из рабочих стоял теперь на полусогнутых ногах, уперев обе ладони в коленки, и неотрывно глядел на дно ямы. Старшóй подбоченился, словно принял отработанную позу «к схватке готов», однако обещание победить в этом бою отнюдь не отображалось на его напряженной усатой физиономии. Третий же метался по краю ямы, пытаясь, заглянуть в нее то справа, то слева. Очкастая дама-директор молча медленно пятилась назад.

Яма стремительно наполнялась водой, грязной, бурлящей, разъяренной.

– Ща-с как бабахнет… – сказал, рабочий, стоявший на полусогнутых, и вопросительно посмотрел на подбоченившегося.

И самое главное – угадал.

Яма, бурлящая, похожая на ведьмин котел, действительно подозрительно напоминала колдовское зелье, которое варят, дабы вызвать дожди и бури. И темное небо забурчало в ответ, над кронами парковых деревьев прорисовались контуры новых туч, низких, громадных и грозных – бурчание сменилось рычанием, и вдруг вопреки всякой логике декабря послышался раскатистый гром, а вслед за ним яркой ослепительной вспышкой прямо в яму ударила молния.

Словно в замедленной съемке, Маша увидела тонкое сверкающе тело, длинное, расходящееся книзу на три части, как куриная лапа. Она еще никогда не видела молнию так близко. И впечатление было ослепительно-ярким.

Огромная сверкающая лапа вонзилась в «ведьмин котел». Ступени парковой беседки вздрогнули, словно некто невидимый прошелся по ним, как по клавишам аккордеона. Маша с трудом удержалась на ногах…

А затем все исчезло. Киевица ослепла – не от удара, а от грязи, волнами разлетевшейся в стороны, оглохла от крика людей…

Молния (неужели действительно молния?) разворотила яму, разогнала рабочих, успевших отбежать аж до фуникулера.

В ставшей оглушающей смертельной тишине Маша услышала дальний топот людей, бегущих прочь из парка на Владимирской горке. Одна очкастая Дама, уже не в светлом, а в черном, «пуховом» от грязи пальто, стояла на месте как приснопамятный соляной столб – к счастью, столб живой и здоровый.

Маша неторопливо протерла глаза, огляделась…

Серая парковая беседка стала похожа на гриб, политый сверху густым шоколадным текущим соусом. Быстрая на реакцию Чуб успела отвернуться от грязевого взрыва, присесть и прикрыть голову руками. Ее лицо и волосы почти не испачкались, но со спины она напоминала мохнатого грязно-демона.

Ковалева осторожно стащила с себя ставшую немыслимо тяжелой куртку с капюшоном, не удержала ее в руках – облепленная грязью одежда упала на землю. Длинная юбка, как ни странно, особо не пострадала. Маша просто сняла ее, надетую еще для посещения храма прямо поверх джинсов, вывернула наизнанку и завернула в нее грязный ком куртки.

– Да не отстираешь ты это никогда! Выбрось на фиг, – Чуб последовала своему совету, сняла голубой пуховик, отшвырнула.

– Очищу. Легко. Нужен лишь чистотел купальский, – сказала Маша.

– Серьезно? – Даша посмотрела на отброшенную куртку с сожалением и жалостью. Подумала и, последовав примеру подруги, склонилась, принялась сворачивать одежду в комок. В своих белых лосинах с живописными грязными пятнами она до смешного напоминала сейчас внебрачное дитя жирафы и зебры. – Маша, я стесняюсь спросить, а че это было вообще?

– Молния. Мы снова что-то открыли, – высказала нерадостное предложение Маша. – И молния была ключом. Она даже была похожа на ключ.

– И что же мы тут такого открыли?

Чуб подошла к краю ямы. Бурлящий «ведьмин котел» успокоился, вода ушла. Грязь, еще влажная, но уже неопасная, покорно осела на дно застывшими волнами. Дождь так и не пошел.

И было совершенно неясно, какой такой секрет могла им открыть эта стандартная коммунальная яма?

– А кто сказал, что они ее зароют вообще? – неожиданно грозно и громко провозгласила Дама в очках, и восклицательный знак в конце предложения был подобен молнии. – Все, мое терпение закончилось! Если от этой ямы все равно не избавиться, я научусь жить с ней, – заявила она. – Я приватизирую эту яму! Я отсужу ее у КМДА! И сделаю ее безопасной… безопасной для детей и животный. А потом я организую ямный марафон по всем незарытым ямам Киева, с преодолением препятствий, и выбью под него зарубежное финансирование. А потом организую квест в яме «Поиск сокровищ!» А потом позову журналистов и расскажу, что в одной яме мы нашли клад Мазепы, а в другой – проход в библиотеку Ярослава Мудрого… Все! Теперь эта яма – моя! Все ближайшие ямы – мои! Как говорит мой психолог, если нельзя изменить ситуацию, нужно изменить отношение к ней… Знаете, какой я им устрою сюрприз? – обратилась она к двум Киевицам.