Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А после раскопок они жили, как и большинство семей: со своими радостями и огорчениями. Но при этом, старея, Шлиман все больше ревновал свою красавицу Софью. Впрочем, и ее слегка раздражало его стремление к нудному морализированию. Да и сама она, оценив свое положение, воспитала в себе и собственное достоинство, которое не позволяло ей терпеть обвинения патологического ревнивца. И все-таки, хотя они и ссорились, а затем мирились, свой жизненный путь Генрих прошел с Софьей рядом до самого конца.
Любовные истории Ивана Сеченова
13 августа 1829 года в селе Теплый Стан Курмышского уезда Симбирской губернии родился Иван. Его отцом был мелкопоместный дворянин Михаил Алексеевич Сеченов.
В 1843 году Иван Сеченов уехал в Петербург и поступил в Главное инженерное училище. Здесь он изучал физику, химию, математику и другие науки. А после завершения учебы, в 1848 году, Иван Михайлович был отправлен служить в киевский саперный батальон.
В том же 1848 году, находясь в Киеве, Сеченов стал наведываться в гости к одному местному врачу. И там же свел знакомство с дочерью хозяина дома – молодой вдовой Ольгой Александровной, правда, ее фамилии в своих воспоминаниях он не называл.
Зато Сеченов писал о ней как о весьма начитанной, умной и живой женщине. А вскоре молодой человек стал испытывать к ней особую симпатию. В то же время он прекрасно осознавал, что похожие чувства вряд ли к нему питает эта женщина. И на взаимность он не рассчитывал. Однако известие о новом замужестве Ольги Александровны воспринял весьма болезненно.
Однако вскоре военная служба его стала тяготить, и в 1850 году Сеченов подал в отставку. Лето он провел у родителей в Теплом Стане, а осенью того же 1850 года отправился в Москву. В столице юноша стал вольным слушателем медицинского факультета Московского университета. А летом следующего, 1851 года он после вступительных экзаменов стал студентом. Итак, Иван Сеченов начал учиться и жить в Москве…
Уже позже Иван Михайлович писал, что это знакомство подтолкнуло его уйти с военной службы и поступить в университет. А со своей будущей супругой Марией Александровной Боковой Сеченов встретился, отстаивая право российских женщин на образование.
Еще в 1861 году Мария Александровна и ее подруга Надежда Прокофьевна Суслова в качестве вольнослушательниц посещали лекции Сеченова в Медико-хирургической академии. Они собирались сдавать экзамены на аттестат зрелости, и Сеченов с удовольствием оказывал им помощь в подготовке к ним. Когда же обе ученицы получили аттестаты, Иван Михайлович стал почетным гостем на мероприятии, организованном в честь «выпускниц».
В 1862 году Сеченов уехал в Париж, но его общение с Боковой и Сусловой продолжалось. Они отправляли ему отчеты о своих исследованиях, а Иван Михайлович отсылал им подробный анализ их работ, указывая на ошибки и успехи.
В мае 1863 года Иван Михайлович вернулся на родину. А вскоре стало понятно, что между ним и Марией Боковой завязались более глубокие отношения, чем обычная дружба. И муж Марии – человек весьма благородный, смог понять их чувства и не стал препятствовать этим любящим людям. Более того, когда влюбленные сочетались гражданским браком, Петр Иванович стал другом их семьи.
А теперь настало время рассказать об одной истории, кстати, со слов самого Сеченова, которая случилась с Иваном Михайловичем во время его учебы за границей, еще до знакомства с Боковой. Так вот, всю жизнь Сеченов был очень дружен с доктором С.П. Боткиным. И однажды во Флоренции физиолог встретился с братом Боткина – Павлом Петровичем, блондином «рыхлого телосложения», который «был совсем не похож на своего брата». Холостяк Боткин изучал юриспруденцию, «жил без дела, в свое удовольствие»: «был большой любитель театра, особенно балета, и еще больший любитель женской красоты», «млел и соловел при виде красивого женского лица», легко входил в роли, «разыгрывал комедии с большим увлечением»…
Спустя недолгое время из Флоренции Сеченов и Боткин переехали в Рим, чтобы пожить там «недели две, а то и больше». В столице благодаря усердию Боткина сняли «две меблированные комнаты с молодой и красивой хозяйкой-римлянкой», которую Павел пытался «пленять пантомимой с примесью французских слов». Поскольку стройная симпатичная синьора Мария интересовала Боткина даже намного больше, чем римские архитектурные и музейные достопримечательности.
А поскольку Сеченов и Боткин нередко в своей комнате организовывали «русские вечера», они упросили Марию быть на этих посиделках хозяйкой. Однако, как пишет Сеченов, Боткин «стал пересаливать с ухаживаниями», и это Ивана Михайловича очень раздражало.
И тогда Боткин, предположив, что Сеченов ревнует, начал проявлять еще большую настырность, осыпая Марию любезностями, тем самым дразня Ивана Михайловича. В конце концов это так надоело Сеченову, что как-то раз случился «взрыв» – «неожиданный, нелепый».
В тот вечер Боткин привел к чаю несколько русских художников, не поставив об этом в известность Сеченова. Когда веселая компания ввалились в квартиру, Иван Михайлович находился с Марией в «салоне» и беседовал. Увидев гостей, она испуганно вскочила. Поднялся со стула и Сеченов. После этого девушка попыталась спрятаться за спиной Ивана Михайловича. А затем Мария убежала к себе, а Сеченов вышел на улицу.
Остыв и успокоившись, Иван Михайлович вернулся в свою комнату и стал размышлять над случившимся. «На первый план выступало мое дурацкое поведение, придавшее разыгравшейся сцене такой вид, словно мы были накрыты на месте преступления, – поведение, компрометировавшее бедную беззащитную девушку», – писал Сеченов в своих воспоминаниях.
В терзаниях прошла ночь… А ближе к утру он написал письмо, в котором, чтобы спасти репутацию «скомпрометированной им» Марии, он предложил ей руку и сердце! Но что же увидели «русские художники» в квартире у синьоры Марии, когда ворвались в дом?.. Сказать сложно, но в любом случае Сеченов неожиданно стал женихом…
А теперь слово самому Ивану Михайловичу: «Вечером того же дня я стал женихом более удивленной, нежели обрадованной невесты, взяв с нее слово молчать до поры до времени. Быть женихом, когда знаешь, что невеста идет за тебя не по любви, и к тому же не уметь говорить с нею на ее языке как следует, – очень невесело; да и она, слава Богу, не играла роли счастливой невесты,