— Я за ней присмотрю, — сказала лейтенант, безмолвно подтвердив получение моей информации быстрым движением пальцев.

— Благодарю вас, лейтенант, — проговорила Джен Шиннан. — Я знаю, что мы можем на вас рассчитывать.

— Ты думаешь, это смешно? — Лейтенант Оун пыталась расслабить мышцы челюсти. Ее лицо все больше напрягалось, и я понимала, что без вмешательства у нее скоро заболит голова.

Лейтенант Скаайат, шагая рядом, расхохоталась.

— Это чистая комедия. Прости меня, дорогая, но чем больше ты злишься, тем более безукоризненной становится твоя речь и тем сильнее Джен Шиннан заблуждается на твой счет.

— Конечно же нет. Несомненно, она спрашивала обо мне.

— Ты все еще злишься. Хуже того, — сказала лейтенант Скаайат, беря лейтенанта Оун под руку, — ты злишься на меня. Мне жаль. И она в самом деле спрашивала. Не напрямую, просто интересовалась тобой, совершенно естественно, разумеется.

— И ты отвечала, — предположила лейтенант Оун, — в равной степени не прямо.

Я шла за ними с солдатом Семь Исса, с которым мы стояли в столовой Джен Шиннан. Прямо впереди, за Преддверием Храма, я видела себя, стоящую на площади.

Лейтенант Скаайат заявила:

— Я сказала только правду. Я сказала ей, что лейтенанты на кораблях со вспомогательными компонентами, как правило, из старых, высокопоставленных семей с большими деньгами и обширной клиентурой. Ее знакомцы в Коулд-Весе могли сказать несколько больше, но не намного. С одной стороны, поскольку ты не из такой семьи, они тебя не любят. С другой стороны, ты действительно командуешь вспомогательными компонентами, а не заурядными людьми, которых те, кто придерживается старомодных воззрений, осуждают так же, как осуждают потомков малоизвестных, незначительных семейств, произведенных в офицеры. Они одобряют твоих вспомогательных компонентов и относятся неодобрительно к твоему происхождению. Джен Шиннан весьма противоречиво тебя воспринимает.

Она говорила очень тихо, расслышать ее можно было только находясь совсем рядом, хотя дома, мимо которых мы проходили, были закрыты, света на нижних этажах не было. Жители же нижнего города, включая малышей, даже поздно ночью сидели почти на улице.

— Кроме того, — продолжала лейтенант Скаайат, — она права. О нет, не с той глупостью про орсиан, но она права в своих подозрениях об испытаниях. Ты же сама знаешь, что тесты допускают подтасовки. — При этих словах лейтенанта Оун охватило болезненное негодование, которое она не в силах была скрыть, но промолчала, а лейтенант Скаайат продолжала: — Веками только состоятельные кандидаты с хорошими связями успешно проходили испытания, чтобы получить определенные должности. Стать, к примеру, офицерами вооруженных сил. В последние — сколько? — пятьдесят, семьдесят пять лет это изменилось. Означает ли это, что не самые богатые и знаменитые семейства внезапно стали поставлять обществу достойных кандидатов в офицеры?

— Мне не нравится, куда ты клонишь, — резко ответила лейтенант Оун и попыталась расцепить руки со Скаайат. — Я не ожидала от тебя такого.

— Нет-нет, — запротестовала лейтенант Скаайат, не поддаваясь, и привлекла ее ближе. — Вопрос правильный, и ответ — тот же самый. Ответ — нет, разумеется. Но означает ли это, что результаты испытаний подтасовывались раньше, или это делается теперь?

— А твое мнение?

— И то и другое. И тогда, и сейчас. А наша подруга Джен Шиннан не вполне отдает себе отчет в том, что этот вопрос даже задавать нельзя, — она просто понимает, что, если собираешься преуспеть в жизни, тебе нужны правильные связи, и она знает, что испытания на должности — часть этой системы. И она совершенно не стесняется — ты же слышала, как она намекнула, что орсиан вознаграждают за сотрудничество с оккупантами, и почти тут же дала понять, что у представителей ее народа это вышло бы куда лучше! А ты заметила, что ни она, ни ее кузина не посылают своих детей на испытания, а только эту осиротевшую племянницу. Тем не менее они вкладываются в ее будущее. Если бы мы попросили взятку за то, чтобы это обеспечить, она бы дала ее без всяких. На самом деле я удивлена, что она не предложила.

— Ты не стала бы, — возразила лейтенант Оун. — И не станешь. У тебя нет таких возможностей.

— Мне и не понадобится. Ребенок хорошо справится с тестами; вероятно, ее пошлют в столицу региона для обучения на прекрасный пост госслужбы. Если хочешь знать мое мнение, орсиан действительно вознаграждают за сотрудничество, но они — меньшинство в этой системе. И теперь, когда неизбежные неприятности аннексии позади, мы хотим, чтобы люди начали осознавать, что быть радчааи для них весьма выгодно. А если наказывать местные семейства за то, что не слишком быстро сдались, это делу не поможет.

Они прошли еще немного в молчании и остановились на берегу у самой воды, все еще держась за руки.

— Проводить тебя домой? — спросила лейтенант Скаайат. Лейтенант Оун не ответила, она смотрела на воду, все еще досадуя. Зеленые световые люки в наклонной крыше храма светились, и свет струился из открытых дверей на площадь — это был период ночных служб. Лейтенант Скаайат сказала с примирительной полуулыбкой: — Я тебя расстроила, ну давай помиримся.

— Конечно, — ответила лейтенант Оун, тихонько вздохнув. Она никогда не могла противиться лейтенанту Скаайат, да и серьезной причины для этого не было. Они пошли вдоль водной кромки.

— В чем разница, — спросила лейтенант Оун настолько понизив голос, что почти не нарушила установившейся тишины, — между гражданами и негражданами?

— Одни — цивилизованны, — со смехом ответила лейтенант Скаайат, — другие — нет. — Эта шутка имела смысл только на радчааи: гражданин и цивилизованный — одно и то же слово на этом языке. Быть радчааи означает быть благовоспитанным, культурным, приобщенным к цивилизации.

— Итак, в то мгновение когда лорд Мианнаи даровала Шиз’урнианам гражданство, в тот самый миг они стали цивилизованными. — Это примерный смысл того, что сказала лейтенант, — вопрос, который она задала, был на этом языке весьма непрост. — Я вот что имею в виду: некогда твои солдаты из Исса стреляли в людей за то, что они разговаривали недостаточно почтительно, — не говори мне, что этого не случалось, потому что я знаю, что это бывало, и даже хуже того, — и это не имело значения, потому что они — не радчааи, не цивилизованные. — Лейтенант Оун поминутно переходила на местный орсианский язык, который она немного знала, потому что на радчааи слова не давали ей выразить то, что она желала сказать. — И во имя цивилизации оправданы любые меры.

— Ну, — сказала лейтенант Скаайат, — это было эффективно, ты должна это признать. Сейчас все говорят с нами весьма почтительно. — (Лейтенант Оун молчала. Услышанное ее нисколько не позабавило.) — Откуда это все взялось?

Оун рассказала ей о разговоре с верховной жрицей.

— А! Ладно. В то время ты не возражала.

— А что хорошего из этого вышло бы?