– Травянисто-зелёной? – вконец переполошился Паддингтон. Он скосил глаза на большое зеркало, стоявшее неподалёку, и облегчённо вздохнул. – Вообще-то, язык у меня другого цвета, – объяснил он. – Просто я сегодня утром пытался написать телеграмму и всё время облизывал ручку.

– А… да… конечно! – Мистер Марш понял, что медвежонок обращается к нему, и мигом вернулся с небес на землю. – Скажите, а не могли бы вы снять пальто? А то хотя вы и натурщик, но выглядите как-то ненатурально… – Тут его посетила и вовсе гениальная идея: – Знаете что, сделайте вид, что вы загораете на пляже!

Паддингтон призадумался. Вообще-то, воображение у него было хорошее, особенно если как следует сосредоточиться, однако, ещё раз обведя взглядом нетопленую студию, он понял, что никакими силами не сможет представить себе то, что задумал мистер Марш; а уж снимать пальто он не собирался ни под каким видом.

– Медведи вообще не загорают, – сказал он твёрдо. – Потому что они вместо этого выгорают. И если можно, я всё же останусь в пальто.

Ромни Марш нетерпеливо цокнул языком.

– Ладно, не будем смотреть в рот дарёному коню, – решил он наконец. – Такие уж времена пошли: бери, что дают, но куда же это мы катимся! Тогда попробуйте сделать вид, что вы статуя. – Художник с сомнением посмотрел на Паддингтоновы ботики и стал устанавливать его в подходящую позу, продолжая при этом наставлять своих учеников: – Боюсь, с ногами вам придётся повозиться. Очень трудно сказать, где они начинаются, а ещё труднее – где заканчиваются. Однако, – добавил он со вздохом, – для того мы и живём, чтобы преодолевать трудности. Вот так. – Он сделал шаг назад и ещё раз осмотрел результаты своих трудов. – А теперь, что бы ни случилось, не двигайтесь. Стоять надо совершенно неподвижно.

Паддингтон послушался, и несколько минут в студии было очень тихо, раздавалось лишь тихое шуршание – будущие художники переставляли свои мольберты так, чтобы получше видеть новую модель.

Поначалу новое занятие пришлось Паддингтону по душе. Да, он не раз слышал, как миссис Бёрд ворчит, что некоторым людям деньги платят непонятно за что, но чтобы деньги платили только за то, чтобы стоять совершенно неподвижно, – о таком он никогда и не мечтал.

Минуты шли одна за другой, и чем дальше, тем сильнее Паддингтон жалел, что не принял предложения мистера Марша и не улёгся в позу загорающего. Собственно, его бы устроила почти любая поза, кроме той, в которой он стоял, но притвориться лежащим на пляже, под тёплыми лучами солнышка, казалось самым заманчивым. Сейчас же он чувствовал себя примерно как балетный танцовщик, у которого свело ногу в момент выполнения очень сложного прыжка. Уж и не упомнишь, когда ещё ему было так неудобно – вот разве что когда пришлось изображать злодея в Музее восковых фигур, но тогда пришлось простоять неподвижно всего несколько минут, а у мистера Марша стояние грозило затянуться навеки. Художников он видел одним только уголком глаза, но, судя по всему, они ещё трудились над угольными набросками, и даже сам Ромни Марш только-только взялся за жжёную умбру.

А в довершение всех бед Паддингтоном не на шутку заинтересовалась какая-то муха. Он часто гадал, куда мухи улетают зимовать, – теперь он знал куда. Муха покружила над ним, собираясь с мыслями, а потом, не выдержав соблазна – к усам Паддингтона прилип очень аппетитный мармелад, – села ему на кончик носа.

Этого медвежонок не вынес. Воспользовавшись секундой, когда все вроде бы склонились над мольбертами, он опустил одну лапу, вытер усы и заодно отогнал назойливую муху. А потом попытался встать в прежнюю позу.

Казалось бы, его движение должно было пройти незамеченным, но не тут-то было. Начинающие художники дружно завопили от возмущения – можно было подумать, он как минимум отлучился погулять, побродить по рынку и плотно пообедать.

– Всё пропало! – вскричал один из учеников, тыча пальцем в свой холст. – Только я управился со складками на пальто – и тут на тебе!

– И усы теперь торчат не в ту сторону, – пожаловался другой голос. – И вообще, они стали другого цвета. Сначала-то были оранжевые.

Борода Ромни Марша затряслась от негодования.

– Какой кошмар! – воскликнул он. – Я ему плачу двадцать пенсов в час, а он тут…

– Двадцать пенсов в час? – негодующе воскликнул медвежонок. – Но в объявлении написано «достойная оплата»!

– Это, – сказал мистер Марш, выпрямляясь во весь рост, – относится к профессиональным натурщикам. А всяким захожим медведям ещё надо доказать, чего именно они достойны. Да и вообще, – добавил он, – вам же ходить сюда целую неделю, каждый день, пока мы не закончим, так что в итоге получится не так мало.

– Каждый день целую неделю? – Паддингтон уставился на Ромни Марша, отказываясь верить своим глазам, а своим ушам он уже и так не верил. Ему и за один сеанс крепко досталось, а о том, чтобы всё это продолжалось ещё целых четыре дня, даже подумать было страшно, так что он решил, без дальнейших проволочек, взять дело в свои лапы.

Он попытался нагнуться, чтобы подобрать с пола свой чемодан, но тут его ждало ещё одно неприятное открытие. Простоять так долго без движения – одно дело; попытаться потом пошевелиться – совсем другое. От неподвижности и от страшного холода в студии задние лапы у него совсем отнялись. Он почувствовал, что падает, и ухватился за первое, что попалось под лапу; на секунду-другую это его удержало. Потом он опять стал крениться на сторону, и через секунду комната перевернулась вверх тормашками, Паддингтон грохнулся на пол, а сверху на него рухнула сначала ваза с фруктами, а потом и столик.

Некоторое время медвежонок лежал, плотно зажмурив глаза и не решаясь дышать, а потом к нему вернулся слух – кругом звучали голоса, наперебой предлагавшие ему помощь.

– Может, сделать ему искусственное дыхание? – предложила одна из учениц.

Мистер Марш с отвращением посмотрел на своего натурщика, принявшего теперь лежачую позу, и снял с него столик. Хотя Паддингтон и стёр с усов большую часть мармелада, немного всё же осталось, а к прежним пятнам прибавилось несколько раздавленных виноградин и расквашенная груша.

– Я, увы, не специалист по первой помощи, – поспешил отговориться художник. – Может быть, среди вас найдутся добровольцы? Ну ладно, – добавил он сердито, потому что никто даже не пошевелился, – хватит и одного добровольца. Ну хоть кто-нибудь понимает в этих вещах?

Мистер Марш мог бы так не беспокоиться. Паддингтон несколько раз дрыгнул лапами, чтобы убедиться, что они вернулись в рабочее состояние, и, поняв, что на куски он не развалился, вскочил с пола и со всех лап бросился к двери.

Может, лапы были и не в лучшей форме, но перебирал он ими довольно бойко, и лапы не подвели: донесли его до дверей лавки мистера Крубера, а там запрыгнули на диванчик из конского волоса, на котором можно было отдышаться.