— Десять.

— Хорошо. Молодец. А теперь ответь, ты помнишь, что произошло в четверг? Ты помнишь, что случилось в тот ужасный день?

— Да.

— Ты отправился со своей мамой на пикник, верно?

— Да.

— Куда вы пошли?

— К реке.

— Это ведь довольно далеко, не так ли? Возле места, которое называется Олений парк, рядом с Оверхил-хаус, так?

Кейт ощущала умиротворение и спокойствие. Она думала, нужно ли ей действительно увозить Льюиса с собой в Дорсет, нужно ли ей предлагать Джилберту такой вариант. Так поступили бы многие. Это, возможно, самый лучший выход: не трое мальчишек, а четверо; а Джилберт помогал бы им деньгами.

— Вы хорошо проводили время? Ты купался?

— Да.

— Твоя мама тоже пошла купаться?

— Да.

— Значит, вы купались вместе?

— Нет, я пошел первым.

— А она потом?

— Да.

— Я понимаю, что все это очень тяжело для тебя, Льюис; нам всем тебя искренне жаль. Как ты думаешь, мог бы ты рассказать нам — своими словами, — что случилось с твоей мамой?

Все молча ждали.

«Никто ничего не знает, кроме этого ребенка», — подумала Кейт; она посмотрела на Джилберта, пытаясь угадать, о чем он думает в ожидании ответа. Затем она посмотрела на Льюиса и поняла, что не может оторвать глаз от его лица. Теперь она уже не просто хотела знать. Она должна была все узнать.

— Ты можешь сказать нам, что произошло с твоей мамой? — повторил вопрос доктор. Льюис взглянул на доктора Страчена. — Льюис, расскажи нам, что произошло.

— Он понимает, о чем его спрашивают? — Джилберт, продолжавший сидеть на подлокотнике кресла, подался вперед.

— Мы все должны это знать, Льюис.

— Льюис, ответь нам, пожалуйста.

— Я пошел купаться и пытался там достать руль из остова лодки.

Его отец по-прежнему сидел, подавшись вперед, и пристально смотрел на него голодными глазами. Льюис начал сначала, теперь глядя на отца.

— Я не мог вытащить его. Моя ма… Моя ма… Она… Моя…

Это было ужасно. Все ждали его рассказа, а он не мог говорить. Каким образом человек оказывается в состоянии, когда не может произнести ни слова? У них в школе был мальчик, который чудовищно заикался, и Льюис думал, что сейчас он сам выглядит точно так же. Он почти не осознавал себя и никак не мог заставить себя говорить.

— Все в порядке. Попробуй еще раз, — сказал доктор.

Льюис изо всех сил старался думать о словах, но очень скоро склонил голову, признавая свое поражение. Кейт видела, как голова его опускается, и это было невыносимо. Она не могла понять, почему Джилберт не возьмет его за руку или почему он не остановит их, ей хотелось встать и крикнуть ему это. Она подумала о своих собственных сыновьях, о своем доме, о том мире, который она выстраивала столько лет, и четко осознала, к своему стыду, что не возьмет этого мальчика. Она не хотела, чтобы Льюис находился в ее доме. Она представила, как ей придется все внутри себя ломать из-за необходимости любить его и разбираться со всеми неминуемыми потасовками и проявлениями ревности из-за того, что она всегда будет видеть в нем Элизабет. Это было сильнее ее; она не хотела видеть это лишенное матери существо в своем доме. Она смотрела на макушку его понуренной головы и думала, что это мог быть один из ее мальчиков. Ее дети тоже были очень ранимы. Ей нечем было гордиться — она знала, что не будет помогать ему. Она быстро поднялась и вышла в сад. Эту дверь немного заедало, и поэтому раздался громкий звук, на который обернулись все, кроме Льюиса. Кейт быстро уходила от них подальше в сад, догадываясь, что плачет, потому что ничего не видела. До этого она не проронила ни слезинки. «О Господи, — думала она, — вот оно, вот оно как».

Собравшиеся в комнате снова сосредоточили свое внимание на Льюисе.

— Льюис, — окликнул мальчика доктор. — Льюис!

Тот поднял на него глаза.

— Попробуй еще раз, Льюис, — очень ласково сказал доктор.

— Я х… Я х-х… Я х-х… — Он набрал побольше воздуха. — Я хотел вытащить руль наверх. Из лодки, которая была там.

— Хорошо. Молодец. И ты попросил ее помочь тебе?

— Нет, она сказала, что сама сделает это.

— Ты ей помогал?

— Нет, я смотрел. — Он понимал, как это звучит со стороны.

— Был ли там, Льюис, кто-нибудь еще, или вы были только вдвоем?

— Мы были только вдвоем.

— Только вы двое, ты в этом абсолютно уверен?

— Мы были только вдвоем. Пожалуйста, сэр, извините меня.

— Тебе не нужно извиняться, Льюис, все в порядке. Ты побежал за помощью?

Это был неудачный вопрос, и его сознание закрылось.

— Когда ты заметил, что она попала в беду там, в воде? — Это спросил уже другой голос, из дальнего конца комнаты.

— Ты видел, что там получилось не так?

— Ты пытался ей помочь?

Он чувствовал, как над его головой смыкается вода.

— Ты нырял к ней, заходил в воду?

Он слышал, как в голове его переливается вода, и не мог дышать. Внезапно Джилберт взял его за руку, и это шокировало его.

— Расскажи мне, как это произошло! Расскажи мне! Льюис, расскажи!

— Она… она… она…

— Льюис, ты должен попытаться рассказать нам, что случилось с твоей мамой.

— Ничего не выйдет. Посмотрите на него.

— Думаю, что он уже не понимает нас.

— Я отведу его наверх. Мы должны перенести это на другой день. Джилберт, с тобой все в порядке?

Доктор Страчен отвел Льюиса наверх и дал ему успокоительное. До этого он уже два дня принимал успокоительные средства и вернулся к ощущению пустоты и онемения в голове с чувством, похожим на благодарность.

За день до того, как Льюис вернулся в школу, Джилберт решил сводить его на чай в магазин Напперов. Мэри Наппер, встретившая их у дверей, обняла Льюиса. С тех пор как умерла его мама, встречавшиеся ему люди почему-то старались прикоснуться к нему. Они либо жали ему руку, либо гладили по голове, либо похлопывали по спине, как будто теперь, когда он больше не принадлежал своей маме, он принадлежал всем. На похоронах какая-то дама наклонилась и молча завязала ему шнурок на ботинке, а ему при этом хотелось отдернуть ногу; он даже не знал, чья это была мама.

— Джилберт, я так рада, что вы зашли к нам! Льюис, все сейчас на улице; может быть, ты пойдешь поищешь их?

Льюис вышел из дома и пошел на крики играющих детей. Неподалеку от дома была оборудована площадка для бадминтона; она не была ровной, с гладкой стриженой травой, как у Кармайклов, а уходила под наклоном от дома из красного кирпича с отгороженным двором и заброшенным колодцем.